ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА
ПЕРВАЯ СЕКЦИЯ
ДЕЛО «БУНТОВ (BUNTOV)
ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ» <*>
(Жалоба N 27026/10)
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
(Страсбург, 5 июня 2012 года)
———————————
<*> Перевод с английского Г.А. Николаева.
По делу «Бунтов против Российской Федерации» Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:
Нины Ваич, Председателя Палаты,
Анатолия Ковлера,
Пэра Лоренсена,
Ханлара Гаджиева,
Мирьяны Лазаровой Трайковской,
Линоса-Александра Сисилианоса,
Эрика Месе, судей,
а также при участии Серена Нильсена, Секретаря Секции Суда,
заседая за закрытыми дверями 15 мая 2012 г.,
вынес в указанный день следующее Постановление:
Процедура
1. Дело было инициировано жалобой N 27026/10, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее — Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция) гражданином Российской Федерации Виталием Маратовичем Бунтовым (далее — заявитель) 15 мая 2010 г.
2. Интересы заявителя представляли А. Полозова и К. Москаленко, адвокаты, практикующие в Москве. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.
3. Заявитель, в частности, утверждал, что был подвергнут пыткам сотрудниками исправительной колонии, в которой он содержался, что они пытались отравить его, что он содержался и перевозился в ненадлежащих условиях и не располагал эффективным средством правовой защиты в отношении своих жалоб.
4. 27 августа 2010 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 1 статьи 29 Конвенции Европейский Суд решил рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.
Факты
I. Обстоятельства дела
A. Положение заявителя до его перевода в Плавскую колонию
5. Заявитель родился в 1976 году. В настоящее время он отбывает 25-летний срок лишения свободы за разбой в отношении Л., убийство Л. и покушение на убийство милиционера при его задержании. Он был осужден в 2003 году (приговор был изменен в 2004 году) и начал отбывать наказание в исправительной колонии ФБУ N ИК-5, а затем в колониях ФБУ N ИК-13 и ИК-8, которые расположены на российском Дальнем Востоке.
6. В дальневосточных колониях у заявителя был диагностирован ряд хронических заболеваний. Однако не имеется данных о том, что в то время его пальцы или ногти на ногах были поражены грибковой инфекцией. Представляется, что в 2002 году он также осматривался врачами колонии по поводу дерматита и экземы. В целом материалы дела указывают, что состояние здоровья заявителя было удовлетворительно, он регулярно занимался упражнениями — в основном поднятием тяжестей — и, как свидетельствуют фотографии заявителя, сделанные в 2010 году, он был весьма мускулистым и, по-видимому, физически крепким мужчиной (он весил 115 кг при росте 180 см).
7. Администрация колоний, в которых содержался заявитель в этот период, характеризовала заявителя скорее положительно как относящегося к группе осужденных, лояльных к администрации. Через какое-то время после перевода в колонию ФБУ N ИК-13 он уведомил администрацию о конфликте между ним и несколькими другими осужденными, которые предположительно состояли в банде. Служебная проверка, проведенная в 2008 году, установила, что заявитель имитировал конфликты с осужденными, чтобы добиться перевода в другую колонию, ближе к Москве. Однако позднее администрация изменила свое мнение и рекомендовала перевод заявителя по мотивам безопасности. В результате в январе 2009 года заявитель был переведен в ФБУ N ИК-1, исправительную колонию, расположенную в городе Плавске Тульской области.
B. Положение заявителя в первый год пребывания в Плавской колонии
1. Отношения с администрацией колонии и другими осужденными
8. Как можно видеть из дисциплинарного дела заявителя, в первый год содержания в ФБУ N ИК-1 его поведение и отношение рассматривались администрацией колонии как «положительные». Он относился к категории «лояльных» осужденных и пользовался различными дисциплинарными преимуществами (такими, как дополнительные свидания с семьей). Он поддерживал хорошие отношения с большинством осужденных. В то же время у него были конфликты с некоторыми закоренелыми преступниками. В июле 2009 года в интересах его безопасности и по мотивированному решению администрации колонии он был временно помещен в ШИЗО (штрафной изолятор), который иногда использовался как «безопасное место» в таких ситуациях.
9. Заявитель утверждал, что вскоре после перевода в Плавскую колонию он узнал о существовании неформальной группы лояльных осужденных, оказывавших содействие администрации колонии. Эта группа (которую заявитель именовал «батальоном смерти») состояла только из этнических русских. Их роль сводилась к запугиванию, побоям и убийствам тех осужденных, которые противостояли администрации колонии или которые имели влиятельных врагов за пределами колонии или отказывались платить администрации. Одна из камер колонии (N 112) была превращена в пыточное помещение и использовалась членами группы для «подавления» тех осужденных, которые оказывали сопротивление администрации.
10. Как утверждает заявитель, группа имела отношение не менее чем к двум случаям гибели, имевшим место в колонии — Г.Р. в декабре 2009 года и К.Л. в 2005 году. Оба осужденных были задушены в помещении ШИЗО, но официально оба происшествия были квалифицированы как самоубийство, хотя в отношении К.Л. было начато расследование в связи с предполагаемым «доведением до самоубийства», которое затем было приостановлено за отсутствием подозреваемых. В 2010 году дело К.Л. было возобновлено, поскольку следователь не установил происхождение травм, выявленных на теле умершего, которые не согласовались с версией самоубийства.
11. Как утверждает заявитель, через какое-то время после его перевода в Плавскую колонию один из сотрудников колонии предложил ему примкнуть к «батальону смерти». Опасаясь репрессий, заявитель согласился. Он начал «обучение» под руководством нескольких сотрудников колонии и других осужденных. Однако через несколько месяцев после вступления в «батальон смерти» он понял, что от него могут потребовать совершать «ужасные» поступки. Кроме того, администрация колонии узнала о его еврейском происхождении. Его отношения с надзирателями и другими лояльными осужденными ухудшились. Заявитель решил попытаться добиться перевода в другую колонию. Узнав о его намерении разорвать отношения с администрацией колонии, последняя решила наказать его за отказ от сотрудничества.
2. Состояние здоровья
12. 28 января 2009 г. по прибытии в Плавскую колонию (далее — колония) заявитель прошел медицинский осмотр, который выявил у него ряд хронических заболеваний, в частности, заболеваний почек (таких, как почечно-каменная и мочекаменная болезни, нефроптоз).
13. Неясно, имел ли заявитель в это время грибковую инфекцию (микоз). Как следует из выписки из медицинской карты заявителя, выданной 31 мая 2010 г. Управлением Федеральной службы исполнения наказаний по Тульской области, до 15 февраля 2010 г. заявитель не болел микозом. Выписка из медицинской карты заявителя (насколько она поддается прочтению) свидетельствует, что заявитель прошел медосмотр 27 января 2010 г. Общее состояние его здоровья определялось как «удовлетворительное». Документ не содержал упоминаний о травмах или повреждениях рук или ног.
14. В то же время справка, выданная главным врачом колонии П.Р., указывала, что у заявителя имеется грибковая инфекция ног. Эта справка не имела даты, ее заверенная копия была датирована «17 ноября 2010 г.». Другая справка, выданная врачом П.Р. и датированная 29 января 2009 г., указывала, что в день прибытия в колонию заявителю была предложена госпитализация, от которой он отказался. Медицинские документы заявителя также содержат рукописную отметку от 29 января 2009 г.: «микоз ног». Заявитель утверждал, что данные записи были внесены в его медицинскую карту намного позднее, в 2010 году, и что справки, выданные врачом П.Р., были датированы задним числом и не отражали его реального состояния здоровья в то время.
15. Документы, предоставленные властями Российской Федерации, позволяют предполагать, что 4 февраля 2010 г. заявитель прошел еще один медицинский осмотр. Выписка из карты от 4 февраля 2010 г., насколько она поддается прочтению, не упоминает травм или повреждений рук или ног заявителя.
C. Описание заявителем происшествий 27 — 29 января 2010 г.
16. 27 января 2010 г. заявитель был помещен в ШИЗО. Как утверждают власти Российской Федерации, это было сделано по устному требованию самого заявителя из-за его конфликта с другими осужденными.
17. В тот же день заявитель подвергся личному обыску, во время которого С.Ч. <*> и Д.М. (надзиратели), Т.Н., В.Р. (осужденные) и другие осужденные, имена которых заявитель не знал, оскорбляли его. По словам заявителя, они пытались спровоцировать драку. Сотрудники колонии несколько раз ударили его резиновой палкой.
———————————
<*> Возможно, имелся в виду инициал Щ., или Европейский Суд применил произвольный набор знаков, как это бывает в случаях, когда многие скрываемые им фамилии начинаются на одну и ту же букву (прим. переводчика).
18. После этого он был доставлен в камеру N 313 ШИЗО. В этой камере находились несколько сотрудников колонии: исполняющий обязанности начальника колонии Е.Р. и два сотрудника — К.Ж. и А.В.Д., сотрудник службы безопасности. Они приковали заявителя наручниками к скамье и стали сильно бить его деревянной палкой, обернутой тканью. Они также применили противогаз, чтобы вызвать удушье. Он терял сознание несколько раз. Во время избиения присутствовали и другие должностные лица колонии, включая С.Р. и М.Х. Через какое-то время пришли еще несколько человек: заместитель начальника колонии Ж.Д., другой сотрудник службы безопасности Ч.Р., сотрудник управления личного состава В.Л., главный врач П.Р. и Ю.Д. Главный врач проверил пульс и зрачки, чтобы убедиться, что заявитель находится в сознании. Ч.Р. и Ж.Д. лично приняли участие в избиении. Заявитель предоставил весьма подробное описание того, что они делали и говорили. После сильного удара по голове заявитель потерял сознание.
19. Утром 28 января 2010 г. заявитель очнулся в камере N 203. К.Ж. и А.В.Д., Т.Н., В.Б. (осужденные) и некоторые другие осужденные принесли с собой деревянный инструмент, напоминающий струбцину <*>, и другие приспособления. Руки заявителя были закреплены в струбцине, а ноги привязаны к ножкам табуретки. Они надели на него противогаз и стали загонять иглы ему под ногти, а затем начали отрывать его ногти с помощью щипцов: вначале ногти на ногах, затем на руках. Заявитель подробно описал свое размещение и как он был привязан. В определенный момент заявителя стало тошнить, и он потерял сознание. В.Б. и Т.Н. сделали ему инъекцию и предложили ему вытереть кровь с пола с помощью коврика. При этом ему удалось собрать и спрятать несколько своих ногтей с рук и ног.
———————————
<*> Струбцина — один из видов вспомогательных инструментов, используемый для фиксации каких-либо деталей в момент обработки, либо для плотного прижатия их друг к другу, например, при склеивании (прим. переводчика).
20. На следующий день заявителя опять избили. Он назвал имена избивавших его лиц (Ш., Е.Р.Ш., С.Ч., Д.М. и С.Л.М.). Он провел несколько ночей в обнаженном виде и прикованным наручниками в сидячем положении при открытом окне.
21. 1 февраля 2010 г. заявителя посетили врач П.Р. и К.Ж. Они вернули ему одежду и сделали ему инъекцию. Насколько заявитель понял из их беседы, инъекция была сделана для устранения кровоподтеков. Вечером он получил разрешение позвонить жене, но ему было запрещено сообщать ей что-либо о том, что с ним случилось.
22. Заявитель утверждал, что в течение нескольких недель он не выходил на прогулку, поскольку боялся нападения со стороны других осужденных, лояльных к администрации колонии, на те участки прогулочного двора, которые не оборудованы камерами видеонаблюдения.
23. 4 февраля 2010 г. во время свидания с семьей заявитель сумел передать девять своих ногтей матери. Как утверждает заявитель, он спрятал ногти, приклеив их к телу с помощью клейкой ленты. Мать заявителя видела многочисленные кровоподтеки на его теле.
D. Первая официальная проверка
24. 11 февраля 2010 г. жена заявителя подала формальную жалобу в Следственный комитет Тульской области на то, что муж подвергся пытке. Она просила возбудить уголовное дело против должностных лиц колонии, причастных к предполагаемой пытке. К заявлению она приложила рукописное объяснение заявителя, датированное 5 февраля 2010 г., в котором он описал жестокое обращение и перечислил сотрудников колонии и осужденных, причастных к нему. В тот же день ее заявление было направлено в Донской городской следственный отдел <*> с сопроводительным письмом.
———————————
<*> В официальных источниках упоминается Донской межрайонный следственный отдел (прим. переводчика).
25. 15 февраля 2010 г. заявление было передано следователю К.Н. Донского городского следственного отдела. В 14.00 он решил начать доследственную проверку этого происшествия.
26. По прибытии в колонию следователь допросил заявителя, который подтвердил свою версию, и семь должностных лиц колонии, которые единодушно отрицали утверждения заявителя. В тот же день заявитель прошел медицинский осмотр врачом-травматологом. Осмотрев руки и ноги заявителя, врач заключил, что заявитель «не имеет травматических повреждений или посттравматических изменений ногтей рук или ног», но его ногти на руках и ногах «деформированы» грибковой инфекцией («онихомикоз», или «стригущий лишай ногтей»).
27. В тот же день колонию посетила делегация Комиссии <*> общественного контроля исправительных учреждений Тульской области. Глава делегации имел частную беседу с самим заявителем и должностными лицами администрации колонии и заключил, что утверждения заявителя являются ложными.
———————————
<*> По-видимому, речь идет об органе, созданном в соответствии с Федеральным законом от 10 июня 2008 г. N 76-ФЗ «Об общественном контроле за обеспечением прав человека в местах принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах принудительного содержания». В частности, общественная наблюдательная комиссия действует в Тульской области (прим. переводчика).
28. 16 февраля 2010 г. следователь визуально осмотрел камеру N 203. Следователь не обнаружил следов крови или иных доказательств, подтверждающих версию заявителя. Осмотр проводился в присутствии нескольких должностных лиц колонии, а именно К.Ж., С.Ч., А.В.Д. и Б.Л. В протоколе осмотра заявитель сделал рукописную отметку о том, что он чувствует страх в связи с присутствием должностных лиц колонии во время осмотра. После осмотра заявитель вручил следователю один из хранившихся у него ногтей.
29. В тот же день следователь допросил 23 сотрудника колонии и осужденных и получил их письменные объяснения. Свидетелям было разъяснено их право не свидетельствовать против себя или своих близких родственников. Однако они не были предупреждены об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Все они отрицали причастность к жестокому обращению с заявителем, а также они отрицали, что слышали о нем или видели следы жестокого обращения у заявителя. Письменные объяснения, полученные от многих свидетелей, были похожи с точки зрения языка, структуры и содержания. Представляется, что ни один из них не был подробно допрошен относительно контактов с заявителем 27 — 29 января 2010 г. или места их пребывания.
30. В числе других свидетелей следователь получил объяснения от врача П.Р. Описав состояние здоровья заявителя во время его прибытия в колонию в январе 2009 года, врач П.Р. указал экзему и дерматит на руках и ногах, но не грибковую инфекцию. Он также сообщил, что заявитель не жаловался на состояние здоровья до февраля 2010 года. Ни один из осужденных, допрошенных следователем, не упоминал повреждений рук или пальцев ног заявителя до обжалуемых событий.
31. В тот же день следователь назначил две экспертизы заявителя, медицинскую и психологическую, и сформулировал ряд вопросов для экспертов.
32. В тот же день исполняющий обязанности начальника управления исполнения наказаний Тульской области решил прекратить служебную дисциплинарную проверку за отсутствием доказательств превышения полномочий со стороны должностных лиц колонии. В частности, было установлено, что 27 января 2010 г. заявитель был заключен в ШИЗО «по его собственному устному требованию» в связи с конфликтом с другими осужденными. Постановление о прекращении проверки не содержало данных о травмах, обнаруженных на его теле.
33. 17 февраля 2010 г. заявитель был переведен в камеру N 207 ШИЗО. По его словам, она была свежеокрашенной, не проветривалась и была очень холодной — заявитель должен был надеть на себя всю одежду. В камере заявитель постоянно находился под видеонаблюдением, даже при использовании туалета, который не имел перегородки. В этой камере заявитель встретился с журналистом в присутствии нескольких должностных лиц колонии (включая тех, которые предположительно участвовали в избиениях). Он подтвердил журналисту свою версию происшествия и продемонстрировал свои руки без ногтей. Он также пытался передать журналисту образец своей слюны, чтобы тот доставил ее на экспертизу, но должностные лица колонии, присутствовавшие на встрече, возражали против этого, поэтому журналист не смог получить образец. Журналист позднее сказал, что ощущал запах свежей краски в камере.
34. В тот же день следователь допросил заявителя снова. Заявитель подтвердил свою версию. Кроме того, в своих письменных объяснениях, приложенных к протоколу допроса, заявитель жаловался на то, что следователь уклоняется от тщательного расследования дела, что он отговаривал заявителя от поддержания жалобы и предупреждал, что она не принесет заявителю ничего, кроме неприятностей, что должностные лица колонии имеют друзей повсюду, в частности, в прокуратуре, и так далее. Заявитель указал, что накануне он видел двух должностных лиц колонии, причастных к пытке, и видел у них в руках официальные материалы проверки. Они предположительно сообщили ему, что следователь К.Н. способствует им в сокрытии доказательств преступления, и ему хорошо за это заплачено.
35. В неустановленную дату следователь получил копию видеозаписи с камер наблюдения, установленных в помещении ШИЗО. Копии видеозаписей ему представил К.Ж. Ознакомившись с записями, следователь составил протокол о том, что избиения на них не зафиксированы. Не указывалось, в какой период и в какой части помещения ШИЗО проводились записи или что они показывали.
36. В тот же день следователь назначил экспертизу в Тульской областной дерматовенерологической клинике <*>. Следователь предложил установить, болел ли заявитель кожным заболеванием, повредившим его ногти.
———————————
<*> Вероятно, имеется в виду областной дерматовенерологический диспансер (прим. переводчика).
37. 18 февраля 2010 г. родственники заявителя привлекли адвоката С.Т. для представления интересов заявителя по данному делу.
38. 18 и 19 февраля 2010 г. два врача Тульской областной дерматовенерологической клиники осмотрели заявителя. После визуального осмотра его рук и ног они заключили, что заявитель болеет «онихомикозом ногтей рук и ног». Заключение имело постскриптум, указывающий на то, что у заявителя был диагностирован микоз в январе 2009 года, когда он прибыл в колонию.
39. 19 февраля 2010 г. визуальный осмотр, проведенный врачом Г. из бюро судебно-медицинской экспертизы, подтвердил, что у заявителя нет ногтей на руках, но это объясняется грибковой инфекцией. При осмотре были выявлены следы избиения (причиненные примерно 15 ударами по различным частям тела, включая плечи, грудь, живот и бедра), возникшие за 3 — 12 дней до осмотра. Эксперт посчитал, что все удары приходились на части тела, «доступные для рук самого заявителя».
40. 19 февраля 2010 г. администрация колонии организовала пресс-конференцию в помещении колонии. Заявителю была предоставлена возможность ответить на вопросы журналистов.
41. В тот же день заявитель написал своему адвокату, выражая желание предоставить образец своей слюны в ватном шарике на случай экспертизы ногтей, переданных им матери.
42. 24 февраля 2010 г. в помещении колонии была проведена психологическая экспертиза заявителя. Она не привела к существенным результатам. Врачи не смогли заключить, склонен ли заявитель к самотравмированию или фантазиям. Врачи рекомендовали провести дополнительную психологическую экспертизу заявителя в больнице.
43. Несколько «психологических портретов» заявителя были получены от администрации колоний и тюрем, в которых он содержался ранее. Они характеризовали заявителя как человека психически стабильного, самоуверенного, религиозного, соблюдающего правила внутреннего распорядка и не принадлежащего к преступным группам колонии. Психологический портрет, составленный администрацией Тульской колонии, был совершенно иным: заявитель характеризовался как опытный, амбициозный, высокомерный и эгоистичный человек, склонный к доминированию над другими и к «рисовке». Следователь также получил личные характеристики и дисциплинарное дело заявителя.
44. 24 февраля 2010 г. следователь допросил родственников заявителя, которые видели его вскоре после описываемых событий. Следователь также получил один из ногтей заявителя от его родственников. Родственники заявителя описали состояние заявителя, в котором они нашли его 4 февраля 2010 г., и обстоятельства получения его ногтей. В частности, сестра заявителя К.Р.К. рассказала, что виделась с ним в колонии в сопровождении матери. По ее словам, когда заявитель вошел в помещение для свиданий, он был полностью одет в верхнюю одежду. Он пояснил ей, что в камере очень холодно. Затем он описал ей и матери, что случилось с ним в предыдущие дни, и передал им ногти. Она видела фрагменты кожи на ногтях и следы игл на них. Как она утверждала, в этот момент руки заявителя были настолько повреждены, что он не мог самостоятельно умываться и просил мать помочь ему в этом. Ему потребовалось два дня, чтобы составить первое описание происшествия. Когда он снял обувь, его носки были пропитаны кровью, а на руках и ногах видны следы инъекций. Она также видела желтоватые кровоподтеки на его теле, заявитель был очень бледным и слабым. Мать заявителя дала примерно такие же показания.
45. В тот же день адвокат заявителя написал следователю и просил его организовать микологическую экспертизу заявителя, взять образцы его крови, кожи и соскобы ногтевого ложа, чтобы удостовериться, имеются ли на них следы грибковой инфекции, установить, действительно ли ногти, находящиеся у родственников заявителя, принадлежат заявителю, и установить, перенес ли заявитель сотрясение мозга. Следователь ответил адвокату заявителя, что поскольку уголовное дело не возбуждалось, предполагаемый «потерпевший» не вправе требовать проведения таких следственных действий.
46. 25 февраля 2010 г. следователь решил отказать в возбуждении уголовного дела за отсутствием доказательств совершения преступления. Показания заявителя и его родственников, по мнению следователя, не являлись достоверными. Следователь посчитал, что версия заявителя не подтверждается другими доказательствами, собранными во время проверки, а именно-ответами сотрудников колонии и осужденных, видеозаписями и результатами экспертиз, которые свидетельствуют о том, что ногти на руках поражены грибковой инфекцией, и что все кровоподтеки на его теле находятся в местах, доступных для рук заявителя.
E. Экспертизы, организованные адвокатом заявителя
47. В неустановленную дату адвокат заявителя С.Т. организовал экспертизу ногтей рук, полученных от родственников заявителя.
48. 19 февраля 2010 г. Государственный научный центр дерматовенерологии в Москве заключил, что полученные им ногти рук не были поражены грибковой инфекцией. В ту же дату заявитель направил своему адвокату образцы своей слюны для генетического исследования. Адвокат направил этот образец вместе с ногтем руки эксперту.
49. 1 марта 2010 г. эксперт медицинского агентства «Бион» заключил на основании анализа ДНК по образцу слюны, предоставленному заявителем, и ногтям, предоставленным матерью заявителя, что ноготь руки принадлежит заявителю.
50. 9 марта 2010 г. эксперты частной судебно-медицинской лаборатории «Гранат» ответили на вопросы, заданные представителем заявителя. Они заключили, что ногти с рук, удаленные с помощью тупого и твердого предмета, принадлежат живому лицу с группой крови A II.
51. 11 марта 2010 г. заявитель обратился в письменной форме к начальнику колонии с просьбой разрешить эксперту посетить колонию и осмотреть его.
52. 12 марта 2010 г. заявитель через своего адвоката заключил соглашение с Государственным центром судебно-медицинских и криминологических экспертиз Министерства обороны.
53. 23 марта 2010 г. медицинский эксперт этого центра М. посетила заявителя в колонии. Она осмотрела заявителя и обнаружила несколько длинных шрамов, в основном на правой стороне тела. Ногти его рук достигали одной трети нормальной длины, ногти на ногах составляли одну четверть нормальной длины и были очень тонкими. Эксперт не выявила внешних признаков грибковой инфекции, но установила, что кончики пальцев заявителя на руках и ногах были повреждены и инфицированы. Она заключила, что заявитель утратил ногти на руках и ногах вследствие «травматического удаления», которое имело место в течение непродолжительного периода. Она взяла образцы его крови, мочи и подногтевого вещества. Визуальный осмотр выявил присутствие крови в моче, эксперт заключила, что это было следствием травмы почек. Она также пришла к выводу, что у заявителя были травма головы, высокое давление и высокий уровень сахара в крови. Должностные лица колонии принимали участие в получении образцов и, в частности, подписали протокол сбора крови.
54. Когда М. собиралась уйти, администрация колонии остановила ее, сославшись на отсутствие разрешения следователя, и попросила уничтожить образцы. Согласно ее утверждению сотрудники колонии предложили ей деньги при условии, что она согласится подписать заявление о том, что никогда не осматривала заявителя и не была в колонии. Когда она отказалась, сотрудники колонии угрожали подложить в ее сумку запрещенные предметы, если она будет настаивать на увозе образцов. Она содержалась в помещении администрации колонии, пока не согласилась выдать или уничтожить собранные образцы. Она также должна была разорвать документ о сборе образцов, содержавший образцы крови заявителя, но сохранила обрывки с подписями должностных лиц колонии, поэтому смогла исследовать его позднее в лаборатории центра.
55. В тот же день К.Ж., изъявший образцы у М., написал рапорт с объяснением обстоятельств посещения М. Он пояснил, что образцы были изъяты у нее, поскольку ее участие в экспертизе не было одобрено следователем К.Н.
56. В тот же день Государственный научный центр дерматовенерологии в Москве направил заявителю письменный ответ на его вопросы. В письме указывалось, что диагноз «микоз» может быть подтвержден только на основании микроскопического исследования на наличие грибка. Грибковая инфекция может затрагивать все ногти на руках и ногах и часто вызывается травмой, а не грибком. Длительный микоз может повлечь распространение инфекции на другие части тела, особенно на подошвы ног и пах, но может оставаться локализированным в ногтевой области. В письме исключалось, что микоз ногтей может исчезнуть сам по себе.
57. 24 марта 2010 г. М. написала докладную записку своему руководству, в которой изложила обстоятельства происшествия предыдущего дня.
58. 12 апреля 2010 г. Государственный центр судебно-медицинских и криминологических экспертиз Министерства обороны предоставил заключение о том, что кровь на ногтях рук и кровь на «обрывках» <*> документа принадлежат одному и тому же лицу.
———————————
<*> Так в оригинале. В средствах массовой информации содержится малопонятное уточнение о том, что «эксперт смогла добиться, чтобы тюремные начальники составили акт об изъятии образцов биологического материала, и, кроме того, пронесла специальный бумажный бланк с образцами крови Бунтова» (прим. переводчика).
59. 15 апреля 2010 г. Федеральная служба безопасности Российской Федерации (далее — ФСБ) направила письмо в Следственный комитет Москвы относительно расследования по несвязанному уголовному делу. В этом деле участвовали несколько адвокатов, работавшие вместе со С.Т., адвокатом заявителя. Из письма следует, что ФСБ получила информацию от телефонной компании о звонках С.Т., их времени и продолжительности.
F. Дополнительные официальные проверки, уголовно-правовые жалобы заявителя, поданные в суды
60. 3 марта 2010 г. Прокуратура Тульской области поручила Донскому районному следственному отделу провести дополнительную проверку. Она, в частности, дала указания подробно допросить надзирателей, установить личность некоторых лиц, причастных к предполагаемой пытке и допросить их, обыскать камеру N 112 («пыточное помещение»), оценить психическое состояние заявителя, проверить иные утверждения о жестоком обращении в колонии в отношении других осужденных, упомянутых заявителем, установить причину травм, выявленных на теле заявителя и допросить его повторно. Прокурор Тульской области, в частности, указал, что перечень следственных действий, которые следует выполнить, не является исчерпывающим, и для установления обстоятельств дела могут потребоваться иные меры.
61. Дело было вновь передано следователю К.Н. Донского городского следственного отдела. Следователь К.Н. приобщил к материалам дела данные о смерти осужденного Г.Р. Он также добавил материалы в отношении К.Л. — следствие по этому делу продолжалось, и основная версия в то время заключалась в том, что К.Л. погиб в результате «доведения до самоубийства». Из постановления от 1 марта 2010 г. по поводу расследования дела К.Л. следовало, что он был избит перед смертью, тогда как смерть была вызвана удушением.
62. 11 марта 2010 г. следователь К.Н. допросил 13 человек — должностных лиц колонии и осужденных. Следователь заключил из письменных объяснений, полученных от них, что заявитель не подвергался жестокому обращению. Формулировки их показаний были местами идентичны.
63. 12 марта 2010 г. следователь посетил колонию и осмотрел камеру N 112. Он не усмотрел видимых следов крови на полу. Он также продолжал допрашивать должностных лиц колонии и осужденных.
64. 13 марта 2010 г. следователь допросил врачей Тульской областной дерматовенерологической клиники, которые осматривали заявителя ранее. Врачи подтвердили, что ногти на пальцах рук и ног заявителя были деформированы грибковой инфекцией. Формулировки их показаний были местами идентичны.
65. 22 марта 2010 г. следователь назначил экспертизу двух ногтей пальцев рук, которые он ранее получил от заявителя и его жены.
66. 9 апреля 2010 г. медицинская экспертиза окончилась. Хотя некоторые страницы заключения экспертизы, предоставленного Европейскому Суду, отсутствуют, по-видимому, эксперты решили, что кровь на ногтях рук имела ту же группу, что и кровь заявителя. Кроме того, они не имели следов «механического удаления» на «внешних краях» ногтей рук, но не исключалось «травматическое» происхождение их удаления в связи с формой «внутренних краев» ногтей.
67. 12 апреля 2010 г. заместитель начальника следственного отдела Донского района дал следователю, проводившему проверку, указание о производстве дополнительных следственных действий. В частности, следователю было предложено провести дополнительную экспертизу камеры N 112 с использованием специальной техники, медицинское обследование заявителя с целью установления того, действительно ли у него есть грибковая инфекция, и устранить противоречия в показаниях некоторых свидетелей.
68. 21 апреля 2010 г. следователь осмотрел камеры N 203, 112 и 313 в колонии с использованием ультрафиолетовой лампы. Следов крови не было обнаружено.
69. 21 апреля 2010 г. следователь предложил бюро судебно-медицинской экспертизы провести вторую медицинскую экспертизу заявителя. 28 апреля 2010 г. бюро отказалось проводить порученную экспертизу со ссылкой на свои прежние выводы, к которым оно не могло ничего добавить в отсутствие новых фактов или материалов.
70. 21 апреля 2010 г. следователь назначил экспертизу ногтей рук, полученных от заявителя и его родственников. Эксперт Тульской областной дерматовенерологической клиники заключил, что один из ногтей (полученных следователем от самого заявителя) содержит следы грибковой инфекции, тогда как другой (полученный от жены заявителя) не содержит.
71. 21 апреля 2010 г. следователь попытался допросить заявителя, но заявитель отказался. Заявитель сообщил следователю, что он даст показания только в случае возбуждения уголовного дела и только в качестве потерпевшего и в присутствии своего адвоката. Заявитель также отказался от допроса с использованием полиграфа.
72. 21 апреля 2010 г. следователь поручил дополнительную экспертизу заявителя бюро судебно-медицинской экспертизы. Однако 28 апреля 2010 г. руководитель бюро судебно-медицинской экспертизы отказался проводить экспертизу, поскольку вопросы, поставленные следователем, были теми же, в связи с которыми было представлено заключение от 19 февраля 2010 г.
73. 24 апреля 2010 г. следователь допросил двух должностных лиц колонии, предположительно причастных к пытке. Они отрицали жестокое обращение, их показания были местами идентичными.
74. 27 апреля 2010 г. заявитель был переведен в другую колонию Тульской области, ФБУ N ИК-4.
75. 6 мая 2010 г. следователь допросил двух осужденных, А.Б.Р. и М.А.Т. Эти осужденные содержались в ШИЗО в момент происшествия, в камере, расположенной рядом с той, в которой заявитель предположительно подвергся жестокому обращению. Согласно их письменным объяснениям оба осужденных не слышали криков или иных звуков и не видели заявителя. Машинописный текст их показаний содержал рукописную отметку следователя о том, что оба свидетеля отказались их подписать.
76. 13 мая 2010 г. следователь решил проверить достоверность показаний свидетелей с помощью полиграфа. Заявитель отказался проходить проверку без консультации с адвокатом. Два сотрудника колонии прошли проверку. Они отрицали причастность к жестокому обращению с заявителем.
77. 14 мая 2010 г. следователь решил отказать в возбуждении уголовного дела в связи с утверждениями заявителя. В поддержку своего решения следователь сослался на показания должностных лиц колонии, которые отрицали жестокое обращение. Их основной довод заключался в том, что, если бы заявитель подвергался избиениям или жестокому обращению, об этом бы знали другие осужденные, и это представляло бы серьезную угрозу безопасности и могло повлечь бунт. Они утверждали, что никто не слышал шума избиения или криков. Осужденные, допрошенные следователем, сообщили, что не слышали криков, а также не видели следов пытки или избиения у заявителя. Кроме того, следователь сослался на показания врачей, которые осматривали заявителя в рамках официальной проверки и которые подтвердили свои выводы о том, что заявитель имел грибковую инфекцию, способную повлечь «деформацию или повреждение ногтей». Они также не усмотрели признаков принудительного удаления ногтей. Следователь полагал, что экспертизы, проведенные лабораторией «Гранат» и М., привлеченной адвокатом заявителя, являлись недостоверными, поскольку проводились «ненадлежащими лицами с использованием непроцессуальных методов». Следователь также привел краткий обзор медицинской карты заявителя. Из этого обзора следовало, что грибковая инфекция не была выявлена до осмотра заявителя 15 февраля 2010 г. Следователь заключил, что утверждения заявителя были ложными и опровергались иными доказательствами, полученными в ходе предыдущих проверок.
78. 20 мая 2010 г. донской городской прокурор отменил постановление следователя и обязал его продолжить проверку. 25 мая 2010 г. заместитель главного следователя прокуратуры Тульской области также приказал следователю продолжить проверку. В частности, он предложил допросить заявителя в присутствии его адвоката, провести следственные действия, указанные в постановлении от 3 марта 2010 г. (см. § 60 настоящего Постановления), и дать оценку выводам эксперта М.
79. 26 мая 2010 г. заявитель был допрошен в присутствии своего адвоката. Он сообщил, что даст показания только в рамках уголовного дела в отношении должностных лиц колонии, которые подвергли его пытке.
80. 2 июня 2010 г. следователь вновь осмотрел камеру N 203 и установил, что громкие крики в этой камере хорошо слышны в соседней камере и коридорах.
81. 4 июня 2010 г. следователь К.Н. отказал в возбуждении уголовного дела в связи с утверждениями заявителя. В своем постановлении следователь кратко изложил показания заявителя и его родственников и сопоставил их с показаниями должностных лиц колонии и осужденных, допрошенных в ходе предыдущих проверок. Текст постановления следователя К.Н. был весьма близок к тексту его предыдущего постановления от 14 мая 2010 г. Так, он сослался на показания должностных лиц колонии, которые отрицали жестокое обращение и характеризовали утверждения заявителя как «ложь», «сказки», бред» и так далее. Должностные лица колонии исключили любую возможность незаконного использования силы должностными лицами колонии или «лояльными» осужденными в отношении другого осужденного, поскольку это не осталось бы незамеченным со стороны других заключенных и могло бы спровоцировать бунт. Эта фраза с незначительными изменениями повторялась в показаниях не менее чем семи должностных лиц колонии и трех осужденных. Они отрицали, что видели жестокое обращение с заявителем или слышали нечто подобное. Следователь также сослался на заключения экспертиз, которые объясняли отсутствие у заявителя ногтей на руках и ногах микозом (заключения от 15 и 19 февраля 2010 г.) и признавали, что кровоподтеки на теле не были получены до 4 февраля 2010 г. Следователь кратко изложил показания А.Б.Р. и М.А.Т., двоих осужденных, содержавшихся в ШИЗО во время данного происшествия. Он также упомянул показания надзирателя К.О.Л., который находился на дежурстве в неустановленную дату после 10 февраля 2010 г. Надзиратель К.О.Л., в частности, сообщил следующее:
«…Во время обхода (я) видел (заявителя), который сидел на столе и бил себя обеими руками по груди, животу и ногам. (Я) не придал этому значения, поскольку полагал, что (заявитель) хочет размять свои мышцы или согреться, хотя в камере было довольно тепло, и на (заявителе) была верхняя одежда. (Заявитель) бил себя по бедрам, животу, груди, рукам и плечам. Позднее (я) узнал, что (заявитель) жаловался на побои… и после этого… (я) сообщил (об этом происшествии) своему начальству».
82. Заявитель обжаловал постановление от 4 июня 2010 г. в Донском городском суде. 20 августа 2010 г. городской суд отклонил его жалобу. Заявитель подал жалобу на решение Донского городского суда. Суд кассационной инстанции, проверив решение, отменил его и возвратил дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции.
83. Как утверждают власти Российской Федерации, судебное разбирательство все еще продолжается. Согласно информации и копиям судебных документов, предоставленным заявителем, 9 декабря 2010 г. Донской городской суд решил отменить постановление от 4 июня 2010 г. и возвратить дело для дополнительной проверки следователю. В резолютивной части решения городской суд указал со ссылкой на положения статьи 13 Конвенции, что доводы заявителя относительно неэффективности проверки являются убедительными, что следователь не установил с достаточной определенностью наличие оснований, препятствующих дальнейшему уголовному расследованию, и что заключения экспертов должны быть получены следователем в полном соответствии с законом, в частности, с соблюдением обязанности уведомить экспертов об уголовной ответственности за дачу ложных показаний. Городской суд дополнительно указал, что информация, полученная подобным образом (то есть не в соответствии с установленным порядком), не может подтвердить или опровергнуть версию заявителя. Городской суд также отметил, что не может рассматривать доводы заявителя относительно достоверности сведений, собранных во время проверки, поскольку суд не вправе предрешать возможные последствия будущего уголовного дела. Дело было возвращено следователю. Это решение было подтверждено Тульским областным судом 16 февраля 2011 г.
84. 21 марта 2011 г. следователь К.Н. отказал в возбуждении уголовного дела. Выводы следователя К.Н. воспроизводили прежние решения об отказе в возбуждении уголовного дела. Следователь К.Н. сопоставил утверждения заявителя и показания родственников заявителя с другими доказательствами и заключил, что заявитель лгал. Следователь полагал, что кровоподтеки, обнаруженные на теле заявителя, причинены им самим. Он также сделал вывод о том, что заявитель утратил ногти рук в результате грибковой инфекции. В постановлении следователя упоминались выводы экспертов, привлеченных адвокатом заявителя. Следователь решил, что их выводы недостоверны, поскольку эти исследования не проводились в рамках официальной проверки.
G. Другие судебные разбирательства
1. Разбирательство относительно эксперта М.
85. 2 апреля 2010 г. руководитель Государственного центра судебно-медицинских и криминологических экспертиз Министерства обороны П. обратился в письменной форме к Генеральному прокурору Российской Федерации по поводу происшествия 23 марта 2010 г., когда одна из экспертов центра, М., была задержана, и ей угрожали должностные лица колонии. Он просил Генерального прокурора Российской Федерации провести проверку этого обстоятельства. По мнению П., такие действия должностных лиц колонии могли составлять превышение полномочий, преступление, предусмотренное Уголовным кодексом Российской Федерации.
86. Это обращение было направлено Генеральной прокуратурой в Донской городской следственный отдел и было получено там 11 мая 2010 г.
87. 14 мая 2010 г. следователь решил начать проверку действий М. В постановлении о начале проверки указывалось на различные процессуальные нарушения в заключении экспертизы и его общую недостоверность. Следователь также полагал, что выводы М. выходили за рамки ее профессиональной компетенции. Он характеризовал действия эксперта как «превышение полномочий». Сведения о дальнейшем разбирательстве по делу отсутствуют.
88. 3 июня 2010 г. следователь Б. Донского городского следственного отдела отказал в возбуждении уголовного дела в связи с происшествием 23 марта 2010 г. На основании показаний должностных лиц колонии, которые сопровождали М. во время ее визита, следователь заключил, что она лгала относительно обстоятельств визита в колонию.
89. В неустановленную дату заявитель подал в суд жалобу на происшествие 23 марта 2010 г. Заявитель просил признать действия должностных лиц колонии незаконными.
90. 15 июля 2010 г. Донской городской суд Тульской области отклонил жалобу заявителя. Судья установил, что администрация колонии разрешила М. встретиться с заявителем и осмотреть его, но это разрешение не предусматривало получение образцов. Когда она пыталась получить образцы крови и мочи заявителя, должностные лица колонии связались со следователем К.Н., который уведомил их, что М. не является официально назначенным экспертом по делу. Должностные лица колонии повторно проверили ее документы и решили, что она не имеет права оказывать медицинскую помощь заявителю. Они изъяли образцы и некие медицинские инструменты, которые у нее были с собой. Все эти предметы являлись «запрещенными» в значении тюремных правил, поэтому их изъятие являлось законным.
91. Заявитель подал жалобу. 23 сентября 2010 г. Тульский областной суд отклонил его жалобу, поддержав выводы городского суда.
2. Разбирательство по поводу позднейшего внесения записей в медицинские документы заявителя
92. 23 июня 2010 г. заявитель подал в суд жалобу на то, что несколько записей в его медицинской карте, предположительно относящиеся к январю, февралю и сентябрю 2009 года, были в действительности внесены намного позднее врачом П.Р. или по его приказу. Данные записи указывали на то, что у заявителя диагностирован «микоз ног», что он дважды отказывался от госпитализации без указания причин и что он получил некую «мазь» в аптеке колонии. Заявитель утверждал, что эти записи были подложными, и просил суд назначить экспертизу его медицинского дела.
93. 15 июля 2010 г. Донской городской суд отклонил его жалобу как необоснованную. Городской суд отказал в назначении графологической экспертизы медицинской карты или конкретных записей, сделанных медицинским персоналом колонии. Городской суд отметил, что заявитель просит о проверке законности действий должностных лиц колонии. Суд заключил, что, делая данные записи, должностные лица колонии действовали в пределах своих полномочий и потому законно и что право заявителя на получение адекватной и доступной информации о состоянии здоровья и полученном лечении не было нарушено. 9 сентября 2010 г. Тульский областной суд оставил решение городского суда от 15 июля 2010 г. без изменения.
3. Разбирательство против заявителя
94. 16 июля 2010 г., по заявлению ряда должностных лиц колонии, обвиненных заявителем в пытке, Донской городской отдел милиции обвинил заявителя в клевете. Он преследовался за распространение ложных сведений о должностных лицах колонии. Решением от 17 ноября 2010 г. (оставленным без изменения после рассмотрения жалобы 30 марта 2011 г.) Донской городской суд подтвердил законность постановления прокурора о возбуждении уголовного дела. Сведения о дальнейшем состоянии этого разбирательства отсутствуют.
H. Эпизод отравления
95. 12 апреля 2010 г., вечером, заявитель почувствовал себя плохо после еды: он подозревал, что был умышленно отравлен должностными лицами колонии. Он просил дежурного надзирателя Ш.М. вызвать врача. Затем он очистил себе кишечник в камере с помощью водопроводной воды. Как утверждает заявитель, врач П.Р. посетил его и дал какие-то таблетки. После принятия таблетки заявитель ощутил острую боль в желудке, и его стало рвать кровью. Врач П.Р. пришел повторно, но не оказал какой-либо помощи. С его слов заявитель понял, что врач П.Р. ждет его смерти. В 19.40 врач П.Р. распорядился о переводе заявителя в медицинскую часть колонии. Заявитель отказался принимать лекарства от врачей колонии, поскольку не доверял им, поэтому была вызвана «скорая помощь» из ближайшего города. Бригада скорой помощи прибыла в 20.40, врачи сделали ему инъекции и поставили капельницу. Заявитель почувствовал себя лучше. После этого происшествия заявитель оставался в медицинской части колонии. Он отказывался принимать пищу, приготовленную в колонии, и ел только консервы из опасения быть отравленным.
96. Согласно документам, предоставленным властями Российской Федерации, 12 апреля 2010 г. заявителя вырвало кровью. Он был осмотрен врачом колонии и внешней «скорой помощи», но отказался от госпитализации, так как не доверял врачам. Согласно показаниям врачей он отказался открыть рот для осмотра.
97. 27 апреля 2010 г. заявитель был переведен в другую колонию, ФБУ N ИК-4 Тульской области. По его словам, во время перевода его оскорбляли — надзиратели тащили его по полу, несмотря на его слабость и высокую температуру, которая была у него в этот день.
98. 30 апреля 2010 г. заявитель имел свидание со своим адвокатом С.Т. Он передал С.Т. свою футболку, пропитанную кровью, которая была на нем надета в день предполагаемого отравления.
99. 12 мая 2010 г. следователь допросил врача колонии, который сообщил, что не выявил признаков отравления заявителя. В тот же день заявитель был доставлен из ФБУ N ИК-4 в ФБУ N ИК-1 для допроса. Как утверждает заявитель, температура в тюремном фургоне, который перевозил его туда и обратно, была очень высокой. В ФБУ N ИК-1 он был допрошен следователем, который угрожал ему и жене, искажал его показания и отказывался записывать их точно.
100. 19 мая 2010 г. заявитель был доставлен в ФБУ N ИК-1 для нового допроса. Он провел шесть часов в перегретом отделении металлического фургона, в котором даже не мог выпрямиться (размеры этого отделения составляли 0,5 x 0,6 x 1,2 м). Заявитель сказал, что это имело целью вызвать сердечный приступ или иной несчастный случай, который повлек бы его гибель.
II. Применимое национальное законодательство
101. Превышение должностных полномочий, связанное с применением силы или повлекшее тяжкие последствия, влечет наказание до десяти лет лишения свободы (часть 3 статьи 286 Уголовного кодекса Российской Федерации, далее — УК РФ). Часть 2 статьи 112 УК РФ предусматривает ответственность за умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью с особой жестокостью (до пяти лет лишения свободы). Часть 2 статьи 117 УК РФ устанавливает ответственность за истязание (до семи лет лишения свободы).
102. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (Федеральный закон от 18 декабря 2001 г. N 174-ФЗ) предусматривает, что уголовное дело может быть возбуждено следователем или прокурором по заявлению лица (статьи 140 и 146). Следователь обязан принять, проверить сообщение о любом совершенном или готовящемся преступлении и принять по нему одно из следующих решений в срок не позднее трех суток со дня поступления указанного сообщения: 1) о возбуждении уголовного дела при наличии оснований полагать, что совершено преступление, 2) об отказе в возбуждении уголовного дела при отсутствии оснований или 3) о передаче сообщения по подследственности. Заявитель уведомляется о любом принятом решении. Отказ в возбуждении уголовного дела может быть обжалован вышестоящему прокурору или в суд общей юрисдикции (статьи 144, 145 и 148 УПК РФ).
103. Потерпевший вправе участвовать в уголовном преследовании обвиняемого (статья 22 УПК РФ). Решение о признании потерпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя или суда (часть 1 статьи 42 УПК РФ), если дело передано в суд.
104. Потерпевший, в частности, вправе давать показания, участвовать в следственных действиях, производимых по его ходатайству, знакомиться с заключением эксперта, получать копии постановлений о возбуждении уголовного дела, признании его потерпевшим или об отказе в этом, о прекращении уголовного дела, приостановлении производства по уголовному делу, участвовать в судебном разбирательстве уголовного дела в судах первой и второй инстанций (пункты 2, 4, 9, 11, 13 и 14 статьи 42 УПК РФ).
Право
I. Предполагаемое нарушение статей 3 и 13 Конвенции в части предполагаемого жестокого обращения с заявителем в январе 2010 г.
105. Заявитель жаловался в соответствии со статьей 3 Конвенции на то, что 27 — 29 января 2010 г. он был подвергнут пытке сотрудниками колонии и осужденными. Он также жаловался на то, что расследование его утверждений не было эффективным и поэтому противоречило статьям 3 и 13 Конвенции.
Статья 3 Конвенции предусматривает следующее:
«Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию».
Статья 13 Конвенции предусматривает следующее:
«Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве».
A. Приемлемость жалобы
1. Доводы властей Российской Федерации
106. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель имел в своем распоряжении ряд юридических средств правовой защиты, но не использовал их надлежащим образом. Во-первых, он мог обжаловать отказ следователя в возбуждении уголовного дела в вышестоящий орган — руководителю следственного комитета или прокурору. Во-вторых, заявитель мог требовать возобновления проверки через суд путем подачи жалобы в порядке уголовного судопроизводства. Решение суда по таким делам могло быть обжаловано. В-третьих, заявитель мог требовать возмещения ущерба в связи с предполагаемым жестоким обращением в судах по гражданским делам. В-четвертых, заявитель мог подать в административном порядке жалобу местному прокурору, осуществляющему надзор за соблюдением законности в колонии, или пожаловаться в Федеральную службу исполнения наказаний, которой была подчинена колония. Власти Российской Федерации заключили, что заявитель имел в своем распоряжении массу средств правовой защиты, способных урегулировать его претензии.
107. Власти Российской Федерации отметили, что заявитель пытался добиться уголовного преследования должностных лиц колонии, и когда его попытки не дали результата, он обратился с уголовно-правовой жалобой в суды. После рассмотрения его жалобы судом кассационной инстанции дело заявителя было возвращено следственным органам. Власти Российской Федерации считали, что заявитель не исчерпал эффективные внутренние средства правовой защиты, имевшиеся в его распоряжении.
108. Власти Российской Федерации также утверждали, что версия заявителя о жестоком обращении являлась необоснованной и опровергалась результатами национальных проверок. Так, грибковая инфекция была впервые диагностирована, когда заявитель прошел медицинский осмотр после прибытия в колонию 28 января 2009 г., и врачи в то время «назначили лечение» заявителю. Заявитель, который предположительно был завербован в тайную экстремистскую организацию, не мог сообщить дополнительных сведений о ее названии, целях, структуре или конкретных актах насилия с участием членов этой организации. Поведение и позиция заявителя создавали конфликтную ситуацию в колонии. 27 января 2010 г. он просил администрацию колонии перевести его в «безопасное место», которым в Плавской колонии являлась камера N 203 в ШИЗО, где он содержался до 17 февраля 2010 г. Визуальные осмотры камеры, в которой содержался заявитель, не выявили никаких следов пытки или наличия специального оборудования, такого как противогазы, деревянные палки, обернутые тканью, или иглы. Кроме того, допросы 22 сотрудников колонии и девятерых осужденных не подтвердили версию заявителя. По результатам медицинской экспертизы заявителя 19 февраля 2010 г., а также его осмотра в дерматовенерологической клинике было установлено, что у заявителя была грибковая инфекция, которая вызвала деформацию ногтей пальцев рук и ног. Заключение экспертизы, составленное по назначению следователя, содержало вывод о том, что некоторые ногти не имели следов принудительного удаления, а два ногтя, возможно, были удалены «травматическим методом». Утверждения заявителя были отклонены как необоснованные Комиссией общественного контроля исправительных учреждений Тульской области. Заявителю было предложено лечение в больнице колонии, но он отказался. Власти Российской Федерации также напомнили, что рассмотрение жалобы заявителя еще продолжается.
2. Доводы заявителя
109. Заявитель утверждал, что, хотя средства правовой защиты, упомянутые властями Российской Федерации, существовали в теории, на практике они не являлись эффективными. В своей жалобе в компетентные органы он подробно описал все факты, указал сотрудников и осужденных, которые принимали участие в предполагаемой пытке, и представил доказательства в поддержку своих утверждений. Однако власти уклонились от расследования дела. Ряд последующих проверок не повлек возбуждения уголовного дела, и в отсутствие подобного расследования заявитель не мог использовать свое право на «эффективное расследование» в полном объеме. Следователь К.Н. прекращал проверку несколько раз. Все его жалобы в Федеральную службу исполнения наказаний были отклонены или возвращены органам преследования. Все попытки адвоката заявителя собрать доказательства (в частности, получить образцы крови, мочи и слюны заявителя через эксперта М.) были сорваны администрацией колонии. После возобновления проверки судом дело было передано следователю К.Н., который 21 марта 2011 г. решил прекратить ее и не возбуждать уголовное дело.
110. По существу жалобы заявитель утверждал, что его описание событий 27 — 29 января 2010 г. являлось точным и он подвергся пытке в соответствии с описанием. Кроме того, следственные органы решили возбудить уголовное дело против заявителя с целью оказания на него давления в связи с его жалобой в Европейский Суд. Как указывал заявитель, следователь К.Н. угрожал его адвокату С.Т. в связи с его участием в деле заявителя.
3. Мнение Европейского Суда
111. Европейский Суд принимает к сведению довод властей Российской Федерации о том, что заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты. Европейский Суд напоминает, что, если лицо выступает с доказуемой жалобой на серьезное жестокое обращение со стороны правоохранительных органов, заявление о возбуждении уголовного дела может рассматриваться как адекватное средство правовой защиты в значении пункта 1 статьи 35 Конвенции (см. Постановление <*> Европейского Суда от 27 июня 1996 г. по делу «Ассенов и другие против Болгарии» (Assenov and Others v. Bulgaria), жалоба N 24760/94, Decisions and Reports 86-B, p. 71). В качестве общего правила государству должна быть предоставлена возможность расследовать дело и отреагировать на утверждения о жестоком обращении. Однако, если избранное средство правовой защиты является адекватным теоретически, но со временем оказывается неэффективным, заявитель более не обязан исчерпывать его (см. Решение Комиссии по правам человека от 25 ноября 1996 г. по делу «Тепе против Турции» (Tepe v. Turkey), жалоба N 27244/95, подтвержденное Постановлением Европейского Суда от 26 января 2006 г. по делу «Михеев против Российской Федерации» (Mikheyev v. Russia), жалоба N 77617/01, § 86 <**>).
———————————
<*> Имеется в виду Решение Европейского Суда, вынесенное по вопросу приемлемости данной жалобы (прим. переводчика).
<**> Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 6/2006.
112. Европейский Суд также напоминает, что, если лицо выступает с доказуемой жалобой на жестокое обращение, это положение косвенно требует проведения эффективного официального расследования (см. Постановление Европейского Суда от 14 октября 2010 г. по делу «Георгий Быков против Российской Федерации» (Georgiy Bykov v. Russia), жалоба N 24271/03, § 60 <*>). В какой-то степени сходное (хотя не всегда идентичное по объему и характеру) обязательство следует также из прецедентной практики Европейского Суда по статье 13 Конвенции, которая предусматривает, что в делах, затрагивающих серьезные утверждения о жестоком обращении, статья 13 Конвенции требует в дополнение к выплате при необходимости компенсации тщательного и эффективного расследования, которое могло бы повлечь установление и наказание лиц, несущих ответственность за лишение жизни и обращение, противоречащее статье 3 Конвенции, включая эффективный доступ заявителя к процедуре расследования, ведущего к установлению и наказанию этих виновных лиц (см. Постановление Европейского Суда от 26 июля 2007 г. по делу «Кобзару против Румынии» (Cobzaru v. Romania), жалоба N 48254/99, § 80 — 82, Постановление Европейского Суда по делу «Ангелова против Болгарии» (Anguelova v. Bulgaria), жалоба N 38361/97, § 161 — 162, ECHR 2002-IV, и Постановление Европейского Суда от 24 мая 2005 г. по делу «Сюхейла Айдын против Турции» (Suheyla Aydin v. Turkey), жалоба N 25660/94, § 208).
———————————
<*> Там же. N 8/2011.
113. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле заявитель получил серьезные травмы во время пребывания в ШИЗО колонии. Так, он или «утратил» ногти на пальцах рук и ног, или они были серьезно «деформированы». Кроме того, на его теле имелось более десяти кровоподтеков. Описание заявителем обстоятельств получения им этих травм было весьма подробным, конкретным и последовательным на всем протяжении рассматриваемого периода. Заявитель указал большинство сотрудников, причастных к предполагаемому жестокому обращению. По мнению Европейского Суда, жалоба заявителя при таких обстоятельствах была как минимум «доказуемой».
114. Европейский Суд также отмечает, что заявитель требовал возбуждения уголовного дела против сотрудников колонии. После нескольких отказов в возбуждении дела его жалоба была рассмотрена судами двух инстанций и возвращена следственным органам. Когда следственный орган вновь отказал в возбуждении дела, заявитель понял, что дальнейшие попытки добиться уголовного преследования сотрудников колонии являются бесполезными. Он решил, что не обязан исчерпать данное средство правовой защиты в связи с его неэффективностью.
115. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле не представляется возможным разрешить вопрос о соответствии жалобы заявителя критерию исчерпания без рассмотрения существа жалобы с точки зрения «процессуального» аспекта статьи 3 Конвенции и в соответствии со статьей 13 Конвенции. Отсюда следует, что данное возражение властей Российской Федерации подлежит исследованию при рассмотрении жалобы по существу. Таким образом, с учетом доводов сторон Европейский Суд полагает, что жалоба на нарушение статей 3 и 13 Конвенции затрагивает серьезные вопросы факта и права, относящиеся к сфере действия Конвенции, разрешение которых требует рассмотрения по существу. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.
B. Существо жалобы
1. Установление фактов — общие принципы
116. Европейский Суд учитывает, что утверждение заявителя о жестоком обращении оспаривается властями Российской Федерации почти во всех отношениях. Европейский Суд уже установил, что утверждения заявителя составляют как минимум «доказуемую жалобу» о жестоком обращении. Однако этого недостаточно для установления нарушения материально-правового аспекта статьи 3 Конвенции. При оценке доказательств Европейский Суд, как правило, применяет стандарт доказывания «вне всякого разумного сомнения» (см. Постановление Европейского Суда от 18 января 1978 г. по делу «Ирландия против Соединенного Королевства» (Ireland v. United Kingdom), § 161, Series A, N 25). С учетом противоречащих друг другу доказательств, представленных сторонами, категорического отрицания сотрудниками колонии какого-либо насилия в отношении заявителя и решения национальных властей не расследовать дело было бы трудно заключить, что утверждения заявителя доказаны «вне всякого разумного сомнения», если бы бремя доказывания возлагалось только на него.
117. Европейский Суд неоднократно указывал, что, если рассматриваемые события относятся к сфере исключительной компетенции властей, подобное доказывание может строиться на совокупности достаточно надежных, четких и последовательных предположений или аналогичных неопровергнутых фактических презумпций. Таким образом, бремя доказывания может быть возложено на власти, которые должны представить удовлетворительные и убедительные объяснения травм, причиненных заключенному, если он был заключен под стражу в удовлетворительном состоянии здоровья (см. Постановление Большой Палаты по делу «Салман против Турции» (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, § 100, ECHR 2000-VII, и Постановление Европейского Суда по делу «Великова против Болгарии» (Velikova v. Bulgaria), жалоба N 41488/98, § 70, ECHR 2000-VI). В отсутствие такого объяснения Европейский Суд может сделать выводы, неблагоприятные для государства-ответчика (см. Постановление Европейского Суда от 18 июня 2002 г. по делу «Орхан против Турции» (Orhan v. Turkey), жалоба N 25656/94, § 274). Европейский Суд полагает, что при обстоятельствах дела бремя доказывания должно быть возложено на государство-ответчика. Поэтому Европейский Суд должен установить, было ли объяснение травм заявителя, представленное национальными органами, в частности следователем в его постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела, «удовлетворительным и убедительным».
118. Европейский Суд подчеркивает, что он сознает субсидиарный характер своих функций и признает необходимость проявлять осторожность при принятии на себя роли суда первой инстанции, устанавливающего факты, если это не является неизбежным при обстоятельствах конкретного дела (см. Решение Европейского Суда от 4 апреля 2000 г. по делу «Маккерр против Соединенного Королевства» (McKerr v. United Kingdom), жалоба N 28883/95). Однако, когда заявитель ссылается на статью 3 Конвенции, Европейский Суд обязан осуществлять «особенно тщательную проверку» (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 4 декабря 1995 г. по делу «Рибич против Австрии» (Ribitsch v. Austria), § 32, Series A, жалоба N 336, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Георгий Быков против Российской Федерации», § 51), даже если национальное разбирательство и расследование уже имели место (см. Постановление Европейского Суда от 26 июля 2007 г. по делу «Кобзару против Румынии» (Cobzaru v. Romania), жалоба N 48254/99, § 65). Иными словами, в этом контексте Европейский Суд может быть более критичным к выводам национальных судов. При рассмотрении этих вопросов Европейский Суд может принимать во внимание качество национального разбирательства и возможные недостатки процесса принятия решения (см., например, Постановление Европейского Суда от 12 февраля 2009 г. по делу «Денисенко и Богданчиков против Российской Федерации» (Denisenko and Bogdanchikov v. Russia), жалоба N 3811/02, § 83 <*>).
———————————
<*> Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 8/2012.
119. С учетом вышеизложенного Европейский Суд находит целесообразным при обстоятельствах настоящего дела начать анализ с процессуального аспекта жалобы заявителя на нарушение статей 3 и 13 Конвенции, а именно его утверждения о том, что национальное расследование было неполным и неэффективным.
2. Эффективность расследования — общие принципы
120. Европейский Суд напоминает, что обязательство расследовать — это «не обязательство получить результат, а обязательство принять меры»: не каждое расследование обязательно должно быть удачным или привести к результатам, подтверждающим изложение фактов заявителем, однако оно должно в принципе вести к выяснению обстоятельств дела и, если жалобы оказались обоснованными, к установлению и наказанию виновных (см. среди недавних примеров Постановление Европейского Суда от 8 ноября 2011 г. по делу «V.C. против Словакии» (V.C. v. Slovakia), жалоба N 18968/07, § 124).
121. Европейский Суд признает, что объем процессуального обязательства государства в соответствии со статьей 3 Конвенции, а также конкретная форма расследования могут изменяться в зависимости от ситуации, породившей это обязательство (см. с необходимыми изменениями в контексте процессуальных обязательств в соответствии со статьей 2 Конвенции Постановление Европейского Суда от 21 декабря 2010 г. по делу «Ясинскис против Латвии» (Jasinskis v. Latvia), жалоба N 45744/08, § 72, с дополнительными отсылками, и Постановление Европейского Суда по делу «Гонгадзе против Украины» (Gongadze v. Ukraine), жалоба N 34056/02, § 175, ECHR 2005-XI). Кроме того, перечень факторов, которые могут влиять на «эффективность» национального расследования, не является исчерпывающим. Тем не менее можно выделить несколько основных критериев, применяемых Европейским Судом в этом контексте. Данные критерии, насколько они относимы при конкретных обстоятельствах дела, следующие.
122. Во-первых, расследование должно быть тщательным. Это означает, что власти должны всегда предпринимать серьезные попытки установить, что произошло на самом деле, и не должны со ссылкой на поспешные или необоснованные выводы прекращать расследование либо принимать какие-либо решения. Они должны принимать все доступные им разумные меры для того, чтобы обеспечить доказательства по делу, включая показания очевидцев, заключения судебно-медицинской экспертизы. Любой недостаток расследования, который умаляет возможность установления причин травм или личности виновных, может привести к нарушению этого стандарта (см. среди многих примеров упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Михеев против Российской Федерации», § 107 и последующие, и Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу «Ассенов и другие против Болгарии» (Assenov and Others v. Bulgaria), § 102 и последующие, Reports of Judgments and Decisions 1998-VIII).
123. Во-вторых, расследование должно быть безотлагательным. Европейский Суд часто оценивал оперативность реакции властей на жалобы в период, относящийся к обстоятельствам дела (см. Постановление Большой Палаты по делу «Лабита против Италии» (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, § 133 и последующие, ECHR 2000-IV). Учитывались начало расследования, задержки в получении показаний (см. Постановление Европейского Суда по делу «Тимурташ против Турции» (Timurtas v. Turkey), жалоба N 23531/94, § 89, ECHR 2000-VI, и Постановление Европейского Суда от 9 июня 1998 г. по делу «Текин против Турции» (Tekin v. Turkey), Reports 1998-IV, § 67) и продолжительность первоначального расследования (см. Постановление Европейского Суда от 18 октября 2001 г. по делу «Инделикато против Италии» (Indelicato v. Italy), жалоба N 31143/96, § 37).
124. В-третьих, расследование должно быть независимым (см. Постановление Большой Палаты по делу «Оур против Турции» (Ogur v. Turkey), жалоба N 21954/93, ECHR 1999-III, § 91 — 92, Постановление Европейского Суда от 20 июля 2004 г. по делу «Мехмет Эмин Юксел против Турции» (Mehmet Emin Yuksel v. Turkey), жалоба N 40154/98, § 37). Так, расследование не удовлетворяет требованию независимости, если расследование осуществляется ведомством, представители которого причастны к предполагаемому жестокому обращению (см. Постановление Европейского Суда от 27 июля 1998 г. по делу «Гюлеч против Турции» (Gulec v. Turkey), § 80 — 82, Reports 1998-IV). Независимость расследования предполагает не только отсутствие иерархической или институциональной связи, но и независимость с практической точки зрения (см., например, Постановление Европейского Суда от 28 июля 1998 г. по делу «Эрги против Турции» (Ergi v. Turkey), § 83 — 84, Reports 1998-IV).
125. В-четвертых, потерпевший должен иметь возможность эффективно участвовать в расследовании в той или иной форме, в частности имея доступ к материалам расследования (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу «Оур против Турции», § 92, Постановление Европейского Суда от 6 ноября 2008 г. по делу «Хаджиалиев и другие против Российской Федерации» (Khadzhialiyev and Others v. Russia), жалоба N 3013/04, § 106, а также Постановление Европейского Суда от 17 декабря 2009 г. по делу «Денис Васильев против Российской Федерации» (Denis Vasilyev v. Russia), жалоба N 32704/04, § 157 <*>, Постановление Европейского Суда по делу «Дедовский и другие против Российской Федерации» (Dedovskiy and Others v. Russia), жалоба N 7178/03, § 92, ECHR 2008 (извлечения) <**>, и Постановление Европейского Суда от 23 февраля 2006 г. по делу «Огнянова и Чобан против Болгарии» (Ognyanova and Choban v. Bulgaria), жалоба N 46317/99, § 107). Наконец, после расследования должно быть вынесено мотивированное решение, которое может убедить заинтересованных лиц в том, что принцип верховенства права соблюдается (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 4 мая 2001 г. по делу «Келли и другие против Соединенного Королевства» (Kelly and Others v. United Kingdom), жалоба N 30054/96, § 118).
———————————
<*> Опубликовано в специальном выпуске «Российская хроника Европейского Суда» N 2/2010.
<**> Там же. N 1/2009.
3. Эффективность расследования: применение принципов в настоящем деле
(a) Начало проверки
126. По мнению Европейского Суда, любая серьезная жалоба на жестокое обращение требует оперативной реакции со стороны следственных органов. Это особенно важно в делах, в которых лица, предположительно несущие ответственность за жестокое обращение, могут без труда уничтожить доказательства и оказать давление на свидетелей. Письменная жалоба жены заявителя, полученная Следственным комитетом Тульской области 11 февраля 2010 г. (см. § 24 настоящего Постановления), относится к этой категории: она касалась серьезного насилия против осужденного, затрагивала нескольких высокопоставленных сотрудников колонии, включая главного врача, и описанные события имели место в ШИЗО колонии, то есть в наиболее изолированной зоне ограниченного доступа.
127. Однако только в 14.00 15 февраля 2010 г. следователь решил начать проверку по поводу происшествия (см. § 25 настоящего Постановления). Власти Российской Федерации не объяснили эту задержку. Европейский Суд отмечает, что в прошлом он устанавливал нарушение Конвенции, когда сотрудники, предположительно причастные к жестокому обращению, не содержались отдельно после происшествия и не были допрошены в течение почти трех дней, хотя отсутствовали данные о каком-либо сговоре между ними или с их коллегами. Было установлено, что сам факт того, что не были предприняты целесообразные меры для уменьшения риска подобного сговора, составлял значительный недостаток адекватности расследования (см. Постановление Большой Палаты по делу «Рамсахай и другие против Нидерландов» (Ramsahai and Others v. Netherlands), жалоба N 52391/99, § 330, ECHR 2007-VI). В настоящем деле Европейский Суд не осведомлен о каких-либо мерах, принятых властями для уменьшения угрозы сговора или уничтожения доказательств.
(b) Осмотр камер
128. Первоначальное бездействие следственного органа образует поразительный контраст в сравнении с темпами работы следователя 16 февраля 2010 г., когда в течение одного рабочего дня он допросил 23 человека, осмотрел камеру N 203 и подготовил два постановления о назначении экспертиз (см. § 29 настоящего Постановления). Прежде всего Европейский Суд рассмотрит посещение следователем места происшествия. Европейский Суд отмечает, что, осмотрев камеру N 203, следователь не обнаружил следов крови. Однако из письменного обращения заявителя от 5 февраля 2010 г. следователю должно было быть известно, что 28 января 2010 г. сотрудники колонии приказали ему смыть <*> кровь с пола (см. § 19 настоящего Постановления). Европейский Суд подчеркивает, что в этот день следователь ограничился визуальным осмотром камеры. Было совершенно очевидно, что он не мог увидеть следы крови без специального оборудования.
———————————
<*> В упомянутом § 19 настоящего Постановления указано, что заявителю было предложено стереть кровь с пола (прим. переводчика).
129. Кроме того, осмотрев камеру N 203, следователь не выполнил тех же действий в отношении камер N 313 и 112, которые также упоминались в описании происшествия заявителем. Только 21 апреля 2010 г. все три камеры были осмотрены, но уже с помощью ультрафиолетовой лампы. Представляется, что в этот период некоторые камеры ШИЗО были окрашены (см. § 33 настоящего Постановления) и ни одна из этих трех камер не была опечатана после начала проверки. Таким образом, они оставались под полным контролем администрации колонии.
130. Наконец, осмотр 16 февраля 2010 г. проводился, несмотря на возражения заявителя, в присутствии нескольких должностных лиц колонии, а именно сотрудников К.Ж., С.Ч. и А.В.Д., которые предположительно участвовали в жестоком обращении с заявителем (см. § 28 настоящего Постановления). Роль, которую данные сотрудники играли при осмотре, неясна. В этом отношении Европейский Суд отмечает, что в деле Келли и других (упоминавшемся выше, § 114) Европейский Суд не удовлетворился тем, что расследование проводилось вместе с сотрудниками полиции, связанными с расследуемой операцией. При обстоятельствах настоящего дела, хотя осмотр проводился формально независимым должностным лицом (следователем К.Н.), тот факт, что его сопровождали эти сотрудники, неизбежно порождает разумное сомнение относительно его независимости. В итоге осмотр 16 февраля 2010 г. проводился таким способом, который лишил его всякого полезного смысла.
(c) «Объяснения» свидетелей
131. Европейский Суд отмечает, что 16 февраля 2010 г., кроме осмотра места происшествия, следователь единолично допросил более 20 свидетелей. По мнению Европейского Суда, количество допрошенных в этот день лиц показывает, что допрос был в лучшем случае поверхностным, если не бесцельным. Действительно, проверив существо объяснений, данных сотрудниками колонии и осужденными, Европейский Суд отметил, что большинство из них дали стереотипные показания о том, что не участвовали в жестоком обращении, не слышали о нем и не видели у заявителя его следов (см. § 29 и 62 настоящего Постановления). Следователь также не пытался или не хотел ставить более точные вопросы, в частности об их местонахождении 27 — 29 января 2010 г. и местонахождении других сотрудников и осужденных, указанных заявителем. Кроме того, не была проведена очная ставка между заявителем и свидетелями, в рамках которой заявитель имел бы возможность задавать им вопросы.
132. Следует отметить, что свидетели, допрошенные следователем, не несли ответственность за дачу ложных показаний или за отказ от показаний. Европейский Суд учитывает, что эти лица были допрошены в рамках доследственной проверки, а не уголовного дела. Европейский Суд ранее подчеркивал, что отказ в возбуждении уголовного дела в ситуации, в которой потерпевшему были причинены травмы во время нахождения под стражей, составляет серьезное нарушение национальных процессуальных правил, способное умалить силу любых собранных доказательств (см. Постановление Европейского Суда от 24 января 2008 г. по делу «Маслова и Налбандов против Российской Федерации» (Maslova and Nalbandov v. Russia), жалоба N 839/02, § 94 — 96 <*>). Эта логика полностью применима в настоящем деле: «объяснения», полученные следователем, не являлись «свидетельскими показаниями» в строгом смысле слова, поэтому их доказательная сила была несколько меньшей. Тем не менее в первом и последующих постановлениях об отказе в возбуждении уголовного дела следователь придавал большое значение этим «объяснениям».
———————————
<*> Опубликовано в специальном выпуске «Российская хроника Европейского Суда» N 1/2009.
(d) Участие заявителя в проверке
133. Уклонение от уголовного расследования не только влияло на качество доказательств, собранных следователем, оно также умаляло право заявителя на эффективное участие в разбирательстве. Он не был признан «потерпевшим» и поэтому не мог реализовать процессуальные права, присущие этому статусу, такие, как право подавать ходатайства, задавать вопросы экспертам или получать копии процессуальных решений (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 17 декабря 2009 г. по делу «Денис Васильев против Российской Федерации» (Denis Vasilyev v. Russia), жалоба N 32704/04, § 157 <*>, и Постановление Европейского Суда по делу «Тарариева против Российской Федерации» (Tarariyeva v. Russia), жалоба N 4353/03, § 93, ECHR 2006-XV (извлечения)) <**>. В связи с этим, когда 24 февраля 2010 г. адвокат заявителя просил следователя назначить экспертизу заявителя, следователь К.Н. возразил на это, что, поскольку уголовное расследование не начиналось, предполагаемый «потерпевший» не имеет права ходатайствовать о производстве таких следственных действий (см. § 45 настоящего Постановления).
———————————
<*> Там же. N 2/2010.
<**> Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 7/2007.
134. Следователь также активно препятствовал попыткам заявителя добиться экспертиз по вопросам, относящимся к делу и существенным для заявителя. Когда М., медицинский эксперт, работавшая в Министерстве обороны, привлеченная адвокатом заявителя, посетила колонию с целью получения образцов крови и мочи заявителя, следователь К.Н. поручил администрации колонии создать для нее препятствия в этом (см. § 53 и последующие настоящего Постановления). Наконец, при оценке экспертных заключений, представленных заявителем, следователь отклонил их как полученные «ненадлежащими лицами и непроцессуальными методами» (см. § 77 настоящего Постановления). В связи с тем что следователь неоднократно отказывал в возбуждении уголовного дела и/или в назначении экспертиз, о которых ходатайствовал заявитель, трудно представить, каким образом последний мог добиться получения таких доказательств «процессуальными методами».
135. Европейский Суд заключает, что в отсутствие уголовного дела процессуальный статус заявителя не позволял ему эффективно участвовать в национальном разбирательстве и данная проблема сохранялась на всем протяжении рассматриваемого периода.
(e) Экспертные заключения
136. Что касается получения экспертных заключений следователем, Европейский Суд, прежде всего, отмечает некоторые противоречия в заключениях различных врачей (см. § 26, 38 и 39 настоящего Постановления): первый врач отметил, что ногти заявителя на пальцах рук и ног были «деформированы» грибковой инфекцией, тогда как третье обследование удостоверило отсутствие ногтей. Во-вторых, Европейский Суд отмечает, что первая, вторая и третья медицинские экспертизы заявителя заключались в простом осмотре его рук, ног и тела. Европейский Суд признает, что визуальный осмотр потерпевшего врачом может иметь смысл при некоторых обстоятельствах. Однако в настоящем деле он был неадекватным, поскольку не мог объяснить происхождения ногтей, переданных заявителем его родственникам и следователю. Европейский Суд отмечает, что в деле «Владимир Романов против Российской Федерации» (Vladimir Romanov v. Russia) (жалоба N 41461/02, § 86, Постановление от 24 июля 2008 г. <*>) он установил, что три медицинских заключения, перечислявшие повреждения, полученные заявителем, были неудовлетворительными, так как «не оценивались количество и характер травм заявителя с точки зрения различных версий инцидента». В настоящем деле в рамках первой проверки ничего не предпринималось для исследования ногтей, находившихся у родственников заявителя и следователя, с целью установления того, принадлежали ли они заявителю и, если да, каким образом они были удалены или утрачены, несмотря на то что адвокат заявителя настаивал на таком исследовании (см. § 45 настоящего Постановления).
———————————
<*> Там же. N 3/2009.
137. Кроме того, эксперт по психологии, осмотревший заявителя, не мог сделать исчерпывающие выводы о его характере и взглядах. Медики, осматривавшие заявителя, не установили, получил ли заявитель сотрясение или травму почек. Несмотря на это, следователь решил не назначать другой психологической экспертизы и заключил, что утверждения заявителя о жестоком обращении являются необоснованными.
138. Этот недостаток был частично восполнен в рамках второй проверки, когда следователь назначил экспертизу ногтей, полученных от заявителя и его родственников (см. § 66 и 70 настоящего Постановления). Однако результаты обеих экспертиз были неопределенными: врачи не исключили травматического удаления его ногтей и не увидели следов грибковой инфекции на ногте, полученном от родственников заявителя, тогда как другой ноготь был поражен грибковой инфекцией. Кроме того, эти выводы были отклонены экспертными заключениями, полученными по инициативе адвоката заявителя (см. § 48, 50 и 56 настоящего Постановления). Несмотря на такие серьезные противоречия, следователь вновь решил, что дело не требует расследования, и прекратил проверку. Во время последующих проверок следователь не назначал других экспертиз и последовательно ссылался на заключения, полученные в феврале и марте 2010 года, и на объяснения врачей, которые их подготовили.
139. Европейский Суд не будет оценивать доказательную силу каждого конкретного медицинского заключения по настоящему делу, подготовленного по поручению следователя или адвоката заявителя. В то же время ссылка следователя на те экспертные заключения, которые поддерживали его версию происшествия, в сочетании с пренебрежением другими элементами тех же заключений и заключениями о противоположном свидетельствует при обстоятельствах настоящего дела об определенной односторонности проверки.
(f) Получение иных доказательств
140. По мнению Европейского Суда, во время первой проверки следователь не принял достаточных мер для получения дополнительных доказательств, которые могли бы прояснить события 27 — 28 января 2010 г. Так, хотя следователь просмотрел видеозапись с камер наблюдения в коридорах ШИЗО, он не пытался сопоставить версию заявителя с тем, что могло быть видно на этих записях, например, путем установления лиц, входивших в камеры, в которых содержался заявитель, и выходивших из них. Следователь ограничился установлением того факта, что на этих записях не усматривается жестокое обращение. Европейский Суд отмечает, что согласно письменным объяснениям заявителя жестокое обращение имело место в камерах, поэтому тот факт, что видеокамеры, установленные в коридорах, не зафиксировали жестокого обращения, не имеет значения. Кроме того, следователь получил эти записи от сотрудника К.Ж., одного из лиц, предположительно причастных к жестокому обращению. Не имеется данных о том, что в ходе последующего разбирательства была получена полная копия записи.
141. Кроме того, следователь не пытался получить иных вещественных доказательств, например, осмотреть одежду и обувь заявителя, которые могли быть испачканы кровью. Следователь также не делал попыток получить образцы слюны или крови заявителя, хотя заявитель и его адвокат предлагали это сделать.
142. Европейский Суд отмечает, что следователю понадобилось несколько недель, чтобы установить нескольких важных свидетелей. Так, надзиратель К.О.Л., который предположительно видел заявителя наносящим себе удары в камере (см. § 81 настоящего Постановления), был допрошен только в рамках третьей проверки утверждений заявителя. Европейский Суд не усматривает причин, почему надзиратель К.О.Л. не был привлечен в качестве свидетеля и не был допрошен гораздо раньше. Согласно его показаниям он сообщил о происшествии начальству, как только узнал о жалобе заявителя. Поскольку утверждения заявителя широко публиковались (см., например, § 40 настоящего Постановления), надзиратель Кол. должен был сообщить начальству о происшествии до окончания первой проверки. Тем не менее никаких упоминаний этого происшествия или о рапорте К.О.Л. в показаниях руководителей колонии, полученных ранее, не содержится.
143. Наконец, М.А.Т. и А.Б.Р., двое осужденных, которые содержались вместе с заявителем в ШИЗО в январе 2010 года, не были допрошены до 6 мая 2010 г. (см. § 74 настоящего Постановления). Европейский Суд учитывает, что с февраля по апрель 2010 года следователь допросил десятки других осужденных, но не тех, кто содержался в соседней камере с заявителем, хотя установить их было сравнительно легко. Европейский Суд также отмечает, что эти два свидетеля отказались подписать отпечатанные «объяснения» по причинам, которые остались неизвестны. Тем не менее это не помешало следователю сослаться на их показания в постановлении от 4 июня 2010 г. и в последующих постановлениях об отказе в возбуждении уголовного дела.
(g) Позиция администрации колонии во время проверки
144. Европейский Суд принимает к сведению поведение администрации колонии и надзорных органов в ходе национального расследования. Во-первых, Европейский Суд отмечает, что дисциплинарная проверка в связи с утверждениями заявителя была прекращена 16 февраля 2010 г., то есть через день после начала первой доследственной проверки (см. § 32 настоящего Постановления). В постановлении не упоминались травмы заявителя, хотя администрация колонии должна была знать о них.
145. Европейский Суд также учитывает поведение должностных лиц колонии во время посещения эксперта М., привлеченного адвокатом заявителя. Европейский Суд воздержится от анализа того, пытались ли сотрудники колонии подкупить М., угрожать ей или незаконно задерживать ее, как она утверждала и как она указала в докладной записке на имя своего руководства (см. § 53 и последующие настоящего Постановления). Вместе с тем ясно, что администрация колонии препятствовала ей в получении образцов крови и мочи заявителя — этот факт был установлен национальными судами (см. § 90 настоящего Постановления). Кроме того, не оспаривалось, что именно К.Ж., сотрудник, предположительно причастный к жестокому обращению с заявителем, изъял материалы, полученные М. во время ее посещения заявителя. Европейский Суд отмечает в этом отношении, что посещение М. было первоначально разрешено администрацией колонии. Во время посещения она, по-видимому, не выходила за рамки обычного исполнения обязанностей медицинского специалиста. Она постоянно сопровождалась должностными лицами колонии, которые присутствовали при получении образцов и подписали протоколы изъятия, поэтому ее контакт с заявителем не создавал каких-либо угроз безопасности. При таких обстоятельствах трудно представить, почему образцы могли составить «запрещенные предметы» в значении тюремных правил. Представляется, что основную тревогу должностных лиц колонии вызвало то, что эксперт M. получила материалы для исследования независимо от официальной проверки. Власти Российской Федерации не объяснили, почему в этом контексте предполагаемый потерпевший через своего адвоката не мог организовать альтернативные исследования, особенно поскольку подобные исследования не имели предустановленной доказательной силы и если в отсутствие возбужденного уголовного дела экспертные заключения, полученные следователем, в строгом смысле также не могли считаться доказательствами.
146. По мнению Европейского Суда, хотя администрация колонии формально не отвечала за расследование, тем не менее ей следовало действовать более благоразумно и несколько дистанцироваться от сотрудников, указанных заявителем в качестве причастных к жестокому обращению. Однако обстоятельства настоящего дела свидетельствуют о том, что с самого начала администрация колонии не желала рассматривать утверждения заявителя всерьез.
(h) Оценка разбирательства в целом
147. Европейский Суд признает, что власти не оставались пассивными: было последовательно проведено несколько проверок, допрошено большое число свидетелей. Вместе с тем с учетом совокупного эффекта вышеупомянутых недостатков и, в частности, в отсутствие уголовного расследования Европейский Суд полагает, что следователь К.Н. проявил недостаток старательности и профессионализма или не стремился установить факты по делу.
148. Аналогичный вывод был сделан Донским городским судом 9 декабря 2010 г. (см. § 83 настоящего Постановления), который возвратил дело следственным органам, в то же время указав, что не может оценивать данные, полученные в рамках проверки. Дело было вновь передано следователю К.Н., который 21 марта 2011 г. отказал в возбуждении уголовного дела, сославшись в основном на те же мотивы и данные, что и ранее. К этому времени прошло более года с момента начала первой проверки. При таких обстоятельствах Европейский Суд не имеет оснований полагать, что еще одна проверка устранила допущенные ранее недостатки и сделала расследование эффективным (см. Постановление Европейского Суда от 12 марта 2009 г. по делу «Вергельский против Украины» (Vergelskyy v. Ukraine), жалоба N 19312/06, § 100). Европейский Суд заключает, что заявитель не был обязан использовать дополнительные средства правовой защиты путем подачи иерархической жалобы на постановление следователя или возбуждения судебного разбирательства.
149. Европейский Суд не усматривает другого средства правовой защиты, которое заявитель мог использовать при обстоятельствах дела. Жалоба прокурору, осуществлявшему надзор за соблюдением законности в колонии, или в Федеральную службу исполнения наказаний повлекла бы еще одну уголовно-правовую проверку, которая оказалась неэффективной на практике, или дисциплинарную проверку, эффективность которой также является сомнительной (см., в частности, § 32 настоящего Постановления). Что касается возможности предъявления гражданско-правового требования, упомянутой властями Российской Федерации, в прецедентной практике российских судов по гражданским делам отсутствуют примеры независимого, в отсутствие результатов уголовного расследования, рассмотрения существа гражданского требования в связи с предполагаемыми преступными действиями, особенно в таких делах, как настоящее, если оспариваются основные факты (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу «Тарариева против Российской Федерации», Постановление Европейского Суда от 24 февраля 2005 г. по делу «Исаева против Российской Федерации» (Isayeva v. Russia), жалоба N 57950/00, § 155 <*> Постановление Европейского Суда от 24 февраля 2005 г. по делу «Исаева и другие против Российской Федерации» (Isayeva and Others v. Russia), жалобы N 57947/00, 57948/00 и 57949/00, § 147, упоминавшееся выше <**> Постановление Европейского Суда по делу «Менешева против Российской Федерации» (Menesheva v. Russia), § 77, Постановление Европейского Суда от 4 апреля 2006 г. по делу «Корсаков против Молдавии» (Corsacov v. Moldova), жалоба N 18944/02, § 82).
———————————
<*> Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 12/2005.
<**> Постановление Европейского Суда по делу «Менешева против Российской Федерации» (Menesheva v. Russia), жалоба N 59261/00 (опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 11/2006), в тексте настоящего Постановления упоминается впервые (прим. переводчика).
150. Европейский Суд приходит к выводу, что уголовное расследование в связи с утверждениями заявителя о жестоком обращении не было эффективным и что заявитель не имел иных юридических средств правовой защиты в отношении своих утверждений. Таким образом, Европейский Суд отклоняет возражение властей Российской Федерации о неисчерпании внутренних средств правовой защиты и находит, что имело место нарушение требований статьи 3 Конвенции в ее процессуальном аспекте.
151. Что касается жалобы заявителя на нарушение статьи 13 Конвенции в части отсутствия юридических средств правовой защиты, Европейский Суд отмечает, что данная жалоба в значительной степени совпадает с его утверждениями о нарушении процессуального аспекта статьи 3 Конвенции. Соответственно, отсутствует необходимость в ее обособленном рассмотрении.
4. Подвергся ли заявитель жестокому обращению
152. Европейский Суд напоминает, что не каждое нарушение процессуального обязательства, предусмотренного статьей 3 Конвенции, влечет установление нарушения негативных обязательств государства с точки зрения данного конвенционного положения (см., например, Постановление Европейского Суда от 18 марта 2010 г. по делу «Максимов против Российской Федерации» (Maksimov v. Russia), жалоба N 43233/02, § 80 — 94 <*>). Во всех таких случаях Европейский Суд должен установить с надлежащим учетом всех предоставленных ему материалов, является ли объяснение травм заявителя, представленное властями на уровне страны и государством-ответчиком в разбирательстве дела в Европейском Суде, «убедительным и правдоподобным».
———————————
<*> Опубликовано в «Бюллетене Европейского Суда по правам человека» N 8/2010.
153. Прежде всего Европейский Суд учитывает, что заявитель представил подробное описание жестокого обращения, которому он предположительно подвергся, указал его место, время, продолжительность и большинство причастных к нему сотрудников колонии и осужденных. Европейский Суд также отмечает последовательность утверждений, выдвинутых заявителем в национальном разбирательстве. Действительно, эти факторы сами по себе не могут подтвердить правдивость его версии. Человек с живым воображением, хорошей памятью и логическими способностями может придумать почти безупречную историю о том, что никогда не происходило. Однако версия заявителя подкреплялась серьезными медицинскими доказательствами, в частности, девятью ногтями, которые он передал своим родственникам, и 15 кровоподтеками, обнаруженными на его теле.
154. Кроме того, имеется еще один аспект дела, который придает достоверность версии заявителя. Заявитель отбывает весьма длительный срок лишения свободы. Даже если он докажет свои утверждения, это не повлияет на вынесенный ему приговор или не уменьшит наказание (в отличие от дел, касающихся применения насилия для получения доказательств от подозреваемого в преступлении). Если заявитель не докажет своих утверждений, он окажется в сложной ситуации в течение последующих 15 лет своего тюремного срока. Таким образом, заявитель должен был иметь веские причины для выдвижения столь серьезных обвинений против нескольких высокопоставленных сотрудников колонии.
155. Европейский Суд сначала рассмотрит утверждения заявителя относительно удаления ногтей. Не оспаривалось, что ногти, переданные заявителем следователю и своим родственникам, принадлежали ему. Таким образом, основной вопрос заключался в том, при каких обстоятельствах он их утратил или как они были удалены. Европейский Суд отмечает, что национальные следственные органы не смогли сделать положительные выводы в этом отношении: следователь ограничился заключением о том, что утверждения заявителя опровергаются иными доказательствами, не сформулировав альтернативную версию. На основании объяснений властей Российской Федерации по настоящему делу Европейский Суд мог заключить, что основная версия утраты ногтей, согласно мнению властей, является естественной, а именно связанной с грибковой инфекцией.
156. Однако эта версия не является убедительной. Рассмотрев предоставленные ему медицинские документы, Европейский Суд не может считать установленным с достаточной определенностью, что у заявителя была грибковая инфекция до его перевода в ШИЗО 27 января 2010 г. Так, выписка из медицинской карты заявителя, выданная в мае 2010 года в ответ на требование Европейского Суда о предоставлении фактической информации, не упоминает грибковую инфекцию в записях, сделанных до 15 февраля 2010 г. (см. § 13 настоящего Постановления). Действительно, согласно некоторым документам материалов дела, в частности, двум справкам, выданным врачом П.Р., у заявителя был диагностирован микоз в 2009 году (см. § 14 настоящего Постановления). Тем не менее достоверность данных документов является сомнительной. Во-первых, врач П.Р. обвинялся заявителем в причастности к жестокому обращению, поэтому он не являлся незаинтересованным свидетелем. Во-вторых, во время первого допроса врач П.Р. не упоминал, что в 2009 году у заявителя была диагностирована грибковая инфекция (см. § 29 настоящего Постановления). В-третьих, отсутствуют сведения о конкретной медицинской помощи и лечении «микоза» заявителя с января 2009 года (за исключением весьма общей ссылки на некую «мазь», достоверность которой оспаривалась заявителем — см. § 92 настоящего Постановления). В-четвертых, когда адвокат заявителя пытался оспаривать достоверности этих записей, национальные суды не рассмотрели его жалобу надлежащим образом (см. § 93 настоящего Постановления). Наконец, что особенно важно, врач, который осматривал заявителя 27 января 2010 г. (см. § 13 настоящего Постановления), не выявил никаких травм или повреждений на руках и ногах заявителя. При таких обстоятельствах Европейский Суд принимает довод заявителя о том, что, по крайней мере, некоторые документы, упоминающие грибковую инфекцию или микоз в 2009 году, могли быть выданы или изменены намного позднее с целью подкрепления выводов официальной проверки.
157. Даже если предположить, что руки и ноги заявителя были поражены микозом, поразительно, что заявитель утратил свои ногти почти одновременно. В то время как ясно, что микоз может влиять на ногти и даже вызывать их частичное или полное разрушение, следователь не пытался установить, может ли он вызвать внезапную и одновременную утрату всех ногтей на руках и ногах. Если состояние заявителя было настолько плохим, что ему угрожала утрата всех ногтей, возникает вопрос, почему его медицинская карта не содержит более подробной информации об этом и о полученном им лечении. Заслуживает внимания то обстоятельство, что ни один из осужденных, допрошенных следователем, не упоминал, что когда-либо видел следы микоза на руках и ногах заявителя до обжалуемых событий.
158. Альтернативным объяснением могло быть самостоятельное удаление себе ногтей заявителем. Как можно видеть из экспертизы, проведенной по требованию адвоката заявителя, ногти содержат следы механического (то есть принудительного в отличие от естественного) удаления (см. § 50 и 53 настоящего Постановления). Кроме того, эксперт, назначенный следователем, не исключал, что удаление имело «травматический» характер (см. § 66 настоящего Постановления). Трудно поверить, что заявитель вырвал себе все 20 ногтей самостоятельно, один за другим. Кроме того, неясно, как было возможно совершение им подобных действий в условиях одиночного заключения в изолированной камере, без инструментов, медицинской помощи или болеутоляющих средств.
159. Далее, Европейский Суд переходит к кровоподтекам на теле заявителя. Единственное объяснение, данное следователем в первом из двух его постановлений, заключалось в том, что все они располагались в местах, «доступных для рук самого заявителя». Так, следователь предполагал, что заявитель нанес себе травмы сам (возможно, после того, как вырвал себе все свои ногти). Начиная с третьего постановления следователь также стал ссылаться на объяснение надзирателя К.О.Л. (см. § 81 настоящего Постановления). Это объяснение уже было рассмотрено ранее (см. § 142 настоящего Постановления). Европейский Суд отмечает, что достоверность этого свидетеля является более чем сомнительной.
160. Европейский Суд признает, что фактическая ситуация остается несколько неясной. Удивительно, что обследование заявителя 4 февраля 2010 г. не выявило никаких повреждений на его руках и ногах или кровоподтеков. Вместе с тем Европейский Суд учитывает, что заявитель во время проверки не проявлял склонности к сотрудничеству, что, однако, можно считать объяснимым в свете выдвинутых им утверждений. Степень насилия, описанного заявителем, изощренность его методов и его институционализированный характер не укладываются в голове, по крайней мере, в цивилизованном обществе. Однако, даже если предположить, что часть версии заявителя не может быть проверена или могли быть добавлены некоторые подробности, утверждения заявителя были логичными, тогда как ответ властей был явно неудовлетворительным. Приходя к этому заключению, Европейский Суд подчеркивает отсутствие решимости следственных органов в установлении фактов по делу, которая серьезно умалила достоверность их выводов.
161. Учитывая обязанность властей дать объяснение травм, причиненных лицам, находящимся под их контролем под стражей, и в отсутствие «убедительного и правдоподобного» объяснения со стороны властей Российской Федерации в настоящем деле, Европейский Суд полагает, что может сделать выводы из поведения властей, и находит установленным в соответствии со стандартом доказывания, требуемым в конвенционном разбирательстве, что травмы, который получил заявитель, являлись следствием обжалуемого обращения, за которое несут ответственность власти Российской Федерации (см. Постановление Европейского Суда от 20 июля 2004 г. по делу «Мехмет Эмин Юксел против Турции» (Mehmet Emin Yuksel v. Turkey), жалоба N 40154/98, § 30). Ввиду серьезности и умышленного характера этого обращения и иных относимых факторов (см. Постановление Большой Палаты по делу «Сельмуни против Франции» (Selmouni v. France), жалоба N 25803/94, § 96, ECHR 1999-V) Европейский Суд приходит к выводу, что заявитель подвергся пытке и что, соответственно, имело место нарушение требований статьи 3 Конвенции в этой части.
II. Иные предполагаемые нарушения Конвенции
162. В своих объяснениях заявитель утверждал, что власти возбудили уголовное дело против него с целью воспрепятствовать ему в обращении в Европейский Суд. Он ссылался в этой связи на статью 34 Конвенции, которая предусматривает следующее:
«Европейский Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права».
Европейский Суд отмечает, что 16 июля 2010 г. заявитель действительно был обвинен в клевете (см. § 94 настоящего Постановления) в связи с его жалобами на должностных лиц колонии. По мнению Европейского Суда, уголовное дело против заявителя логично следует из основного вывода проверки по жалобам заявителя, а именно, что утверждения заявителя являются заведомо ложными. Европейский Суд также установил, что проверка по жалобам заявителя являлась неэффективной и что выводы следователя не были основаны на разумной оценке доказательств. Уголовное дело, возбужденное против заявителя 16 июля 2010 г., следовательно, было одним из последствий первоначального нарушения его прав, предусмотренных статьей 3 Конвенции, установленного выше. С учетом своих выводов с точки зрения статьи 3 Конвенции Европейский Суд не находит необходимым обособленно разрешать вопрос о том, стремились ли власти при возбуждении уголовного дела также к воспрепятствованию праву заявителя на индивидуальную жалобу, предусмотренному статьей 34 Конвенции.
163. В соответствии со статьями 3 и 13 Конвенции, упоминавшимися выше, заявитель жаловался на отравление, условия содержания в колонии (ФБУ N ИК-1) и условия его перевозки в колонию, где он содержался после 27 апреля 2010 г. (ФБУ N ИК-4), и из нее. Стороны предоставили свои объяснения по указанным доводам. Исходя из этих объяснений, и насколько данные доводы относятся к компетенции Европейского Суда, он находит, что доказательства не свидетельствуют о наличии признаков нарушения прав и свобод, предусмотренных статьями 3 и 13 Конвенции. Отсюда следует, что эта часть жалобы является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с подпунктом «a» пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции.
III. Применение статьи 41 Конвенции
164. Статья 41 Конвенции предусматривает:
«Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне».
A. Ущерб
165. Заявитель требовал 200 000 евро в качестве компенсации морального вреда.
166. Власти Российской Федерации полагали, что эта сумма является чрезмерной, и указывали, что установление факта нарушения Конвенции являлось бы достаточной справедливой компенсацией в настоящем деле.
167. Европейский Суд учитывает, что в настоящем деле он установил два нарушения требований статьи 3 Конвенции, в частности, он заключил, что заявитель подвергся в колонии наиболее ужасающей форме умышленного жестокого обращения — пытке. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе и с учетом всех предоставленных ему доказательств и сведений, Европейский Суд присуждает заявителю 45 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную выше сумму.
B. Судебные расходы и издержки
168. Заявитель требовал 537 000 рублей в качестве компенсации судебных расходов и издержек, понесенных в национальном разбирательстве и разбирательстве дела в Европейском Суде. Он предоставил копии нескольких соглашений со С.Т. (по поводу различных национальных разбирательств), Полозовой и Москаленко (по поводу разбирательства дела в Европейском Суде), соглашений с экспертами, которые представляли свои заключения по делу, а также квитанции и банковские переводы, подтверждающие частичную оплату сумм по данным соглашениям.
169. Власти Российской Федерации указывали, что заявитель не предоставил документа, подтверждающего «разумность» требуемых сумм. Кроме того, они полагали, что заявитель надлежащим образом не предоставил договоры, подтверждающие оказание юридических услуг.
170. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. Из предоставленных заявителем документов, приложенных к требованию о справедливой компенсации, следует, что он и его родственники заключили ряд соглашений с адвокатами, представлявшими его интересы на уровне страны и в Европейском Суде. Кроме того, ясно, что, по крайней мере, часть сумм, причитавшихся по данным соглашениям, уже выплачена, и имеются основания полагать, что оставшаяся часть может быть взыскана. Таким образом, все суммы могут рассматриваться как «действительно понесенные».
171. Европейский Суд отмечает, что юридические гонорары С.Т. связаны с его участием в различных национальных разбирательствах в интересах заявителя. Из соглашений, заключенных С.Т. и женой заявителя, следует, что часть разбирательств не имела прямой связи с жалобой заявителя, повлекшей установление нарушения в настоящем деле. С учетом предоставленных ему документов Европейский Суд полагает целесообразным присудить заявителю 170 000 рублей для возмещения юридических гонораров С.Т., а также 53 000 рублей в качестве компенсации стоимости экспертиз, проведенных на национальном уровне, что составляет в общей сложности 5 717 евро, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой.
172. Что касается юридических гонораров, связанных с разбирательством дела в Европейском Суде, Европейский Суд отмечает, что сумма, требуемая по данному основанию, составляет 230 000 рублей, что включает гонорар Полозовой за подготовку формуляра жалобы (70 000 рублей) и гонорары Полозовой и Москаленко за подготовку письменных объяснений в ответ на объяснения властей Российской Федерации (160 000 рублей в общей сложности). Адвокаты не предоставили более подробных сведений об их ставках и времени, потраченном на дело. Принимая во внимание сложность фактических и правовых вопросов и объем работ, выполненных по делу, Европейский Суд полагает, что указанная сумма является несколько завышенной. Европейский Суд находит разумным присудить 5 000 евро для возмещения юридических издержек, понесенных в Европейском Суде, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой.
C. Процентная ставка при просрочке платежей
173. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.
НА ОСНОВАНИИ ИЗЛОЖЕННОГО СУД ЕДИНОГЛАСНО:
1) отложил до рассмотрения существа жалобы предварительное возражение властей Российской Федерации о неисчерпании национальных средств правовой защиты;
2) признал жалобу приемлемой в части предполагаемого жестокого обращения с заявителем 27 — 29 января 2010 г., отсутствия эффективного расследования его утверждений и отсутствия других эффективных средств правовой защиты, а в остальной части — неприемлемой;
3) постановил, что имело место нарушение требований статьи 3 Конвенции в части отсутствия эффективного расследования утверждений заявителя о жестоком обращении, и отклонил предварительное возражение властей Российской Федерации;
4) постановил, что отсутствует необходимость рассмотрения жалобы в соответствии со статьей 13 Конвенции;
5) постановил, что имело место нарушение требований статьи 3 Конвенции в части пытки заявителя в колонии ФБУ N ИК-1;
6) постановил, что отсутствует необходимость рассмотрения вопроса о том, соблюдалось ли право заявителя на индивидуальную жалобу, предусмотренное статьей 34 Конвенции;
7) постановил, что:
(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты:
(i) 45 000 евро (сорок пять тысяч евро), а также любой налог, подлежащий начислению на указанные суммы, в качестве компенсации морального вреда;
(ii) 5 717 евро (пять тысяч семьсот семнадцать евро), а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой, в качестве компенсации судебных расходов и издержек, понесенных в национальном разбирательстве;
(iii) 5 000 евро (пять тысяч евро), а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой, в качестве компенсации судебных расходов и издержек, понесенных в Европейском Суде;
(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;
8) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.
Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 5 июня 2012 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.
Председатель
Палаты Суда
Н.ВАИЧ
Секретарь
Секции Суда
С.НИЛЬСЕН
——————————————————————
Дело Виталия Бунтова
1 комментарий